Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения

Гонсалес: Нет, немцы времен Гитлера. Один из офицеров, его звали Бобадилья, рассказывал, что хотя и надо признать, что вторая мировая война была чудовищной для человечества, однако надо также признать и все лучшее в военной подготовке гитлеровского вермахта.

Журналист: Какого рода лекции вам читались еще?

Гонсалес: Одна беседа была против индейцев. Ты помнишь, я тебе рассказывал, как однажды они обнаружили, что готовилось восстание мапучес[32] на юге? И в этой связи нам закатили лекцию против индейцев; что индейцы не имеют культуры, что они опасны, что их надо держать в изоляции. Что они хотели быть равными американским индейцам, бороться за свои земли, когда в Чили была цивилизация, при которой все было для всех. Рассказывали и такого рода вещи, будто бы индейцы были опасны, поскольку являлись неразвитыми животными.

Журналист:Неразвитыми животными?

Гонсалес: Да. Что они были человеческими существами, поскольку передвигались на двух ногах, но по сути были животными. Именно об этом нам толковали во время одной из бесед.

Журналист:Когда это было?

Гонсалес: Во времена Фрея.

Провал попыток сохранить мир

Приведенные свидетельства составляют общую картину. Картину мышления, характерной чертой которого являются классовая ненависть, недоверие и страх наряду с пренебрежительным отношением к рабочим; недоверие ко всему гражданскому, к человеку, «не приобщенному к дисциплине», что все вместе составляет набор ценностей, которые мы, за неимением другого определения, назовем «прусскими» ценностями. Это название к тому же употребляют и сами чилийские военные.

Другими составными элементами этой идиосинкразии являются, как это явствует из приведенных свидетельств, неприятие всего иностранного, соединенное с заметным преклонением перед всем американским; чувство превосходства, звучащее в официальных заявлениях хунты, которая ставит вопрос об «искоренении чуждой идеологии» и в то же время проводит всю экономическую политику в интересах иностранного капитала.

Непоколебимой основой военного мышления является концепция автократии, иерархии, человеческого общества, понимаемого как конгломерат, где есть «высшие существа, которые командуют, и низшие, которые повинуются». Характерно, что эта власть основывается «главным образом не на знаниях того, кто выше» и командует, что было бы разумным даже для доктрины, которая рассматривает армию как организм «технико-профессионального» плана. Она не исходит также и из принципов буржуазной власти, поскольку не считается принадлежащей ни к тому ограниченному кругу «высших существ», которые олицетворяют политическую власть в условиях буржуазного режима (президент, законодатели, руководители партий, члены органов судебной власти), ни к тому кругу, что олицетворяет власть экономическую. Все это, в конце концов, гражданские лица, которые не могут сравниваться с человеком в форме.

Но это пренебрежительное отношение к гражданским— медаль с двумя сторонами. Оно проистекает главным образом из социальной изоляции армии. Речь идет о частном чилийском случае; жизнь военного, его общественные контакты редко выходили за рамки профессионального мира. Офицер зачастую был сыном офицера, посещал он семьи других офицеров и женился на дочери офицера. Только в исключительных случаях профессиональный военный поддерживал прочные и длительные дружеские связи с гражданскими лицами.

Один из ученых так комментирует это явление: «С конца прошлого века чилийские вооруженные силы были инородным телом внутри системы, искавшей свой собственный путь… Несмотря на многочисленные попытки сблизиться, ни армия, ни флот не смогли добиться слияния с олигархией… Пренебрежение последней еще более укрепляло и углубляло союз между офицерами обоих родов войск. Мало-помалу в стране возник остров, полностью независимый и населенный членами вооруженных сил. Народ считал их деятельность своего рода представлением, которому обязательно следует аплодировать, а не принимать всерьез. Народ рассматривал вооруженные силы единственно как орудие защиты Конституции».

«Что происходило внутри вооруженных сил? Солдаты срочной службы являлись в своей массе выходцами из бедных слоев, поскольку студенты и дети родителей из средних слоев и богачей не были расположены терять год-полтора и в то же время попасть под иронические взгляды своих сограждан. «Остриженные» обучались по строгим прусским правилам и находились, помимо своей воли, под воздействием перекрестного огня противоположностей: в казармах — значительное лицо, снабженное оружием, вне казармы— презираемый человек».

Офицеры, абсолютные хозяева в военных казармах, поддерживали этот образ своего собственного превосходства, замыкаясь в своем обычном кругу в полках и казино. При посещении любого гражданского собрания они предпочитали снять мундир и надеть цивильное платье; в этом лишний раз проявляется чувство превосходства над невоенным миром.