Вооруженные силы на Юге России

Тем временем на нас бегут. С ходу стреляют. На бегу стрельба слабая. Нам же удобно, с колена целясь. Двух ближайших положили. Тот, что на меня бежал, еще и матом крыл на ходу. На ругательства и на крик дыхание и силы расходовал. После выстрела оборвалось на полуслове ругательство, взмахнул руками, упал лицом вперед, слетела шляпа, а винтовка вылетела из рук перед ним… Но до горизонта широко идет цепь, загибает с боку на уровне наших холмов.

— Будем сматываться, Ваня! — кричу.

Первые полверсты бежали, но было спокойно, нас закрывал гребень; а потом, как красная цепь достигла гребня, по нас открыли огонь. Разошлись мы шагов на сто, чтобы их огонь разбился. А по пашне только кругом дымки пыли поднимаются, бьют по нас пули, близко ложатся.

— Смотри, — кричит Ваня, — если ранят и идти не смогу, остановись, дострели!

— Ладно, и ты тоже меня, если надо будет.

Устали, идем шагом. Временами останавливаемся и отстреливаемся. Так дошли до своих. Другой наш батальон с фланга нажал на красных, и их наступление приостановилось. Это было 17 апреля, когда произошло наше с Ваней совместное действие в пехотном стрелковом строю, что с артиллеристами не так часто случается.

В Крыму произвели Ваню в подпоручики, но он по-прежнему оставался в команде конных разведчиков. Был еще раз ранен. Пережил эвакуацию, затем Галлиполи. Позже я узнал, что он погиб где-то во Франции на железной дороге. В числе многих дроздовцев, в рассеянии сущих, судьба судила Ване сложить свою чубатую голову не в России, о которой были все его помыслы, а далеко на чужбине. Пусть же эти несколько строк будут скромным венком на его могилу.

Враги

2-й офицерский генерала Дроздовского полк, в составе трех батальонов, входил в 3-ю пехотную дивизию Добровольческой армии. На эту дивизию легла нелегкая задача в зимних боях начала 1919 года прикрывать северо-западную часть Донской области и удерживать район «черного золота» — Донецкий бассейн. Полк таял в этих зимних боях. Бои под Бахмутом в январе сменились боями под Никитовкой и Горловкой, потом центр обороны перешел южнее на станцию Криничная, а в конце апреля добровольцы были оттеснены на линию Путепровод — Харцызск.

Роты порой доходили до полутора десятков бойцов. Обмундирование было изношено. Обувь находилась в жалком состоянии. Часто можно было видеть подошву, привязанную к верху сапога или ботинка телефонным проводом.

К началу мая начали прибывать подкрепления. Пришел эшелон корниловцев. Они приехали из района Минеральных Вод и имели очень воинственно-щеголеватый вид. Черные гимнастерки, красно-черные погоны, разные нашитые эмблемы, череп, кости и все прочее.

И хотя в потрепанных частях 3-й пехотной дивизии, не без некоторой ревности, и распевали в «Журавле»: «Кто расписан, как плакат, то корниловский солдат», но всех радовал приход этой высокодоблестной боевой части, над которой незримо витал дух их геройски павшего вождя Лавра Георгиевича Корнилова.

Показались кубанские части, пластунские батальоны и кавалерия генерала Шкуро. Вернувшиеся в строй из ростовских госпиталей добровольцы и офицеры рассказывали, что с Кавказа беспрерывно идут эшелоны.

Появились бронепоезда, вооруженные морскими орудиями системы «канэ», с командным составом из морских офицеров. Самый вид этих бронепоездов, окрашенных в свежую защитную краску, с трехцветными шевронами на бронированных площадках и именами, так много говорившими каждому: «Единая Россия», «Иоанн Калита», «Князь Пожарский», радовал и укреплял надежду на скорое наступление. Эти бронепоезда представляли собой разительный контраст с платформами, укрепленными по бортам мешками с песком, и установленными на них трехдюймовыми пушками, к которым привыкли с начала кампании в Донецком бассейне.

Кончалась война в эшелонах, приказали разгрузиться и расквартироваться в поселке Путепровод.

— Начальство решило, довольно нам по теплушкам сидеть, и, видно, опасаются, чтобы по железной дороге мы слишком быстро до Ростова или Таганрога не доехали. А походным порядком доковыляешь не так скоро, — острили добровольцы.

Спали мы на соломе, на полу пустой хаты, стоявшей у самого железнодорожного полотна. Неожиданное пробуждение наступило от сильного удара, посыпавшихся разбитых стекол и штукатурки с потолка. Оказывается, «Иоанн Калита» стрельнул по красным через наш домик из своего шестидюймового «канэ». Ругая «Калиту» отборными словами, все осыпанные известкой, мы поднялись в этот день раньше побудки. Поезда красных тоже постреливали, большого вреда не было, но спать помешали. В посадках акаций, вдоль железнодорожного полотна, заливались соловьи, но я не заметил, чтобы они когда-нибудь мешали спать солдатам, как теперь поется в песне: «И к нам на фронт пришла весна… соловьи, соловьи!» Вот бронепоезд «Иоанн Калита», тот действительно не давал спать.