Вооруженные силы на Юге России

Было уже достаточно поздно, чтобы производить дальнейшие изыскания, тем более что без длинной бечевы опасно было углубляться в перепутанные подземные ходы. Мы вывезли найденную тачанку из подземелья и представили в штаб полка, а у входа в пещеры поставили дозор. Тотчас же для объяснения вызван был деревенский староста. Это был плутоватый на вид и упорный старик, единственным ответом которого было, что он ничего не знает и знать не может.

— Нынче мало ли какого народа ходит, — говорил он. — Вот вы приехали, а зачем, нам неизвестно, коли будет кто спрашивать, мы не можем знать, а в каменоломни мы не ходим, боимся, кто привез тачанку, нам неизвестно, и такой тачанки во всей деревне не было. Это, поди, германская тачанка. Немцы на таких ездили, а у нас таких не было.

— Ты, брат, старик, не ври, не отпирайся, — говорил ему наш командир эскадрона. — Как это возможно, чтобы в деревне не было известно, кто возил воду и тачанку, это тебе не город, ты небось отлично знаешь, какой твой сосед обед варил. А каменоломщики аджимушкайские к нам приходят?

— Каки таки каменоломщики, — прикидывался старик дураком, — никаких каменоломщиков мы не знаем, мало ли какого народу к нам ходит. Вот намедни пришли ночью пятеро ко мне в хату с винтовками, говорят, отворяй, а то убьем. Отпер дверь, вошли, давай, говорят, есть. Ну, покормил. А что за народ, неизвестно: деникинцы али каменоломщики.

Так от него ничего и не добились, и он был отпущен с миром. Проблема отношения к населению была решена так, как это соответствовало началам гуманности и человеческого достоинства.

Я менее всего хочу глумиться над этими принципами, но хочу только сказать, что в суровой обстановке Гражданской войны они не всегда бывают безопасны. Этого никак, к сожалению, не могли понять все те, кто требовал от генерала Деникина введения конституционных гарантий и поносил Добровольческую армию за ее жестокое отношение к населению. Конечно, ненужная жестокость не может быть оправдана даже и на войне, но раз втягиваешься в войну, нельзя избегать и жестокости. Наши подозрительные находки не побудили нас применить к населению ряд репрессий, но если бы мы их применили, то, может быть, избежали бы и ненужных жертв. Мы выставили усиленную ночную охрану, особенно в сторону открытых каменоломен и Аджимушкая, и тем, в сущности, ограничились.

Первая ночь прошла спокойно. На следующий день наша молодежь энергично обследовала каменоломню. Галерей оказалось очень много, и их всех нельзя было пройти до конца. Так и не установлено было, куда ведут и где кончаются подземные ходы. Среди дня в деревню приезжали какие-то люди с морской рыбой, мужчина и женщина. Женщина показалась нам уж очень интеллигентной для торговки, поговорили о том, что ее следовало бы арестовать, но так и не арестовали. Вечером того дня я стал в дозор в первую смену, невдалеке от входов в каменоломню. Я лежал на небольшом курганчике, возвышающемся на берегу оврага, и входы в каменоломню были прямо напротив меня на другом берегу. Стоявший со мной подчаском татарин-солдат, видно, крепко хотел спать. Прикорнув на земле, он неустанно начинал похрапывать, сначала мягко, потом все сильнее и сильнее настоящим богатырским храпом.

— Измаил, не спи, — будил его я.

— Ны как нэт, спать, ныкак нэвозможно, — получал я ответ, и через несколько мгновений снова раздавался его богатырский храп.

Наша смена была в полночь, и время тянулось бесконечно долго. Вероятно, было уже около полуночи, когда сбоку от меня на краю деревни сильно залаяли собаки. Вскоре после того мне начало казаться, что в овраге кто-то ходит, я явственно слышал шум шагов и падение срывавшихся с крутизны камней. Если ночью прилечь низко к земле и смотреть вдаль, легче бывает рассмотреть очертания лежащих впереди предметов, но, сколько я ни прилегал и ни всматривался в темноту, впереди ничего не было видно. Наконец, шум шагов стал слышаться слишком явственно. Взошел косой рог месяца на ущерб, и при его тусклом свете мне казалось, что невдалеке от входа в каменоломню на дне оврага двигаются какие-то тени. Я разбудил Измаила. Спросонья сначала он ничего не мог понять, но потом его острый взгляд сразу уловил присутствие людей.

— Так точно, ходыт, — прошептал он, — вона ходыт.

И стал целиться из своей винтовки. Мы получили приказание стрелять без опроса и предупреждения. Я нервно ждал выстрела, а выстрел все не шел. Ну, ну, скорей стреляй, думал я. И все то же молчание. Наконец он грохнул с неожиданной силой, раскатился по оврагу и отозвался несколько раз где-то сзади нас. И тотчас же в овраге мелькнуло несколько огоньков, а за ними раздалась характерная трескотня стреляющих винтовок.