Вооруженные силы на Юге России

Если говорить о политических взглядах окружавших тогда меня людей, безразлично офицеров или немногочисленных наших верных солдат, то, конечно, у нас более или менее явно господствовали монархические настроения и симпатии. Я смело могу сказать, что не встречался на фронте с человеком, который был бы убежденным и последовательным демократом-республиканцем, и оттого известные разговоры некоторых добровольческих частей мне представляются вымыслами досужих политиков. Что касается до существа этих монархических настроений, то, сколько я наблюдал, их было два типа: или же монархизм чисто легитимный, династический, или более широкий, идейный монархизм, сторонники которого были убеждены, что независимо от династического вопроса единственно пригодной для России формой политического устройства могла быть монархия. Первого придерживались люди, лично связанные с бывшей монархией, ее немногие верные слуги. Нужно сказать, что их действительно было не очень много и не этими легитимными чувствами питался монархизм широких масс добровольческого движения. Большинство наших монархистов принадлежало к тем детям нашей интеллигенции и нашего служилого сословия, которые еще пять лет тому назад не только не были слугами нашей монархии, нашего царствовавшего дома, но были в прямой к нему оппозиции. Тогда они митинговали в университетах и пополняли ряды революционных и социалистических партий. Они в первый раз помирились с русской легитимной монархией в 1914 году, когда с великим национальным энтузиазмом пошли на Германскую войну. А потом монархистами сделало их безволие Временного правительства, гибель национальной дисциплины, позор Брестского мира и зрелище разнузданной анархии русского демоса. Вот эти-то монархические и добровольческие армии не приняли какой-либо политически организованной формы ни сверху ни снизу. Ибо сверху велась далеко не соответствовавшая им политика Особого совещания, а внизу, в самой толще армии, не существовало сколько-нибудь влиятельной политической организации, которая бы могла перевоплощать настроения эти в обдуманный и сознательный политический план. Оттого добровольческий монархизм не был связующим цементом армии, а скорее создавал почву для вечного будирования по отношению к Екатеринодару.

Если говорить о действительных мотивах, соединявших армию в одно целое, то они были скорее отрицательного свойства. И первым мотивом было твердое сознание нравственной и национальной недопустимости служить большевикам. Очень многие из добровольцев не видели большевиков в глаза, примкнув к армии с Западного фронта, из области германской оккупации, из Румынии и т. п., и тем не менее они всей душой ненавидели большевизм, считая большевиков предателями и врагами России. Другие же, и их было также немало, испытали все ужасы большевистского террора, сидели в тюрьмах, подвергались издевательствам, имели расстрелянных родственников и даже сами были под расстрелом. В частности, в нашем эскадроне один из офицеров был пробит навылет пятью пулями и только благодаря случаю выполз полуживым из вырытой могилы, а два других спаслись, притворившись сумасшедшими и посидев несколько месяцев в доме для умалишенных. Кстати сказать, рассказы их о случившемся принадлежали к наиболее страшным рассказам, которые я когда-либо в жизни слышал.