Только мучило, что я нихрена с прошлого вечера не помнил. Никогда еще так не напивался. Разве что на сороковый день после гибели Валери — до сих пор не помню, как отключился, обнимая крест. Меня тогда из больницы выпустили, сложили по кусочкам. Я подписал, что беру ответственность за здоровье на себя и плюнул на их рекомендации. Как оказалось, зря. До сих пор не понимаю, как еще тогда не околел от холода, валяясь на сырой земле около могилы любимой, и под утро, продрогший до кости, смог доползти домой. Дед тогда разозлился не на шутку и ударил меня. Впервые за много лет. По щеке. Так резко, что моя голова дернулась, а мир чуть не перевернулся. Но помогло. Я умылся и вернулся работать на конюшни, надеясь, что одна из наших строптивиц когда-нибудь меня скинет и затопчет, чтобы больше не мучиться.
Но дедушка был против такого расклада, потому придумал мне новое невыполнимое задание, взял слово Волгина и пообещал, что из-под земли меня достанет, если я не исполню его последнюю волю. А потом случилось еще кое-что… В день, когда исполнился год после гибели Валери, я узнал, что я не могу ее защитить. Именно тогда я понял, что придется сыграть мерзкую партию и выступить в роли бездушного толстосума, который желает себе на полочку красивую игрушку.
Было далеко за полдень, когда я покинул теплую постель той, кого никогда больше не увижу и имени не узнаю. Мне было все равно, кто она.
Несколько часов простоял на мосту канала Сен-Мартен, словил себя на мысли, что Валери здесь бы понравилось. В груди монотонно ныло уже который месяц, но я впервые чувствовал что-то, кроме боли. И что это такое, не мог понять. Горячее, звенящее, распирающее ребра, сжимающее сердце иначе, не выдавливая кровь, а напротив, качая его, наполняя мою жизнь смыслом.
После многочасовой прогулки в одиночестве (охрана не отставала, но держалась в стороне) я снял номер в какой-то забегаловке на окраине Парижа и, разрешив ребятам, стерегущим мою никчемную жизнь, разместиться внутри комнаты, завалился спать.
Проснулся с гнетущей мыслью, от которой хотелось повеситься.
Нафига мне золото, если тебя рядом нет? Зачем мне особняк, земля, богатства, если все не с тобой? Валери… Как же я по тебе скучаю.
Телефон не включал. Не ел и ничего не хотел. Только воду пил без конца.
К закату стало так кисло, что я выбрался на улицу и пошел куда глаза глядят. Следом трое, словно тени, телохранители. Дед приставил, я отказывался, но он настоял. Сказал, что теперь я одиночество не могу себе позволить. И снова напомнил, что я СЛОВО дал. Дал, черт возьми!
Я бороздил дорогими подошвами каменную кладку и пытался принять свою бессмысленную жизнь, принять свою внезапную порочность и слабость, согласиться с агрессией и нервозностью.
Я таким раньше не был, но меня и предупреждали, что стоит ожидать перемен.
Когда-то я считал себя сильным, был настоящим крепким плечом для супруги. Мы четыре года боролись за наше будущее, делали все, что в наших силах, а когда счастье оказалось так близко, что можно было его потрогать ладонью, мое сердце разорвалось на кусочки. И Валери не стало.
Наверное, я тоже тогда ушел. Вслед за ней. И если бы не дед, не его жажда продлить род Волгиных, не его взятое с меня СЛОВО и не мое обещание сделать все, что в моих силах — я бы оставил этот мир и бросился бы за любимой женой.
Прошел день. Шумный Париж затих, люди растянулись по уютным улочкам, щедро приукрашенным осенью, спрятались в кафешках. Неугомонные голоса ребятни умолкли, машины, размеренно шурша резиной, катились вперед, в нужное каждому никуда.
Я едва волочил ноги, выглаживая и без того гладкую плитку парижского бульвара, когда решил, наконец, вернуться в номер к жене.
Не знаю, что скажу ей и как буду себя вести. Все вышло из-под контроля и слово, данное деду, внезапно стало для меня горькой пилюлей.
Да какого черта меня это мучает?! Что со мной?
На телефон я с вечера не отвечал, выключил звук, а если что-то важное, знал — Егор сообщит. У него все полномочия и связи. От юриста до личного стоматолога.
Но пора возвращаться в реальность, все равно от нее не убежишь.
— Егор, — я набрал главного охранника, которого оставил возле жены с надежной группой ребят. — Как она?
— Спрашивала о вас только утром, — отчитался Меркулов.
— Что ты ей ответил?
— Вы на выезде, конечно. На важной встрече.
Я усмехнулся. Хорошенький выезд. Ненавижу себя теперь, но все-таки это лучше, чем насилие. Совсем крышу снесло от ее выходок.
Правильный ли я выбор сделал, когда взял Есению в жены? Надо было все-таки встретиться с девушкой до свадьбы.
Но я не хотел. Решил, что любую возьму, все равно любить не собираюсь, только трахать ее. Ткнул в первую попавшую знатную семью, проверил ее здоровье и думал, что все пройдет гладко. Наивный.
— Ренат Эдуардович, куда везти Есению? — учтиво осведомился охранник. — Говорить о вас?
— А вы где?