Вопреки, или Ты меня не купишь

Я тянул время. Наверное, глубинно мне хотелось, чтобы жена уснула, и у меня не было соблазна ее трогать. Есения — красивая женщина, и я был бы полным дураком, если бы отрицал, что она меня возбуждает. Но это всего лишь физиология. Хорошо хоть так, потому что заводить детей с той, к кому не тянет — было бы жестоко.

Только сердце ныло в груди. Я с полчаса стоял под прохладной водой и давил кулаком в ребра, упираясь лбом в стену душа, чтобы хоть немного приглушить боль. И я затыкал рот своему естеству, потому что осознавал — я никогда так сильно не желал Валери. Это ранило похлеще хлыста по обнаженной спине. Ранило так глубоко, что я в какой-то момент съехал на поддон и, пока не околел, рвал волосы.

И данное себе обещание, не спешить, соблазнить Есению, заставить ее желать меня, стало невыносимой мукой. Как суметь отделить похоть от чувств, как не привязать к себе и ее душу? Я не хочу, чтобы кто-то страдал. На себя плевать, а вот тех, кого приручаешь, не хочется бросать в печали и горе.

Но Брагина… Сеня… она сильная. Она справится. Последний год я видел около себя только откровенных лизоблюдов. Ведь сколько ни выпиливай из информпространства мое имя и внезапное богатство — слухи расползаются по миру, как повилика. Как паразиты. Быстрее раковой опухоли.

И надежды, что взятая в жены девушка будет такой же — корыстной и бездушной — не оправдались.

Я выполз из душа вкрай посиневший. Хотелось крушить и бить стены, но я сдерживал свой норов, сжимал кулаки и ломал эмаль, стискивая челюсти.

Я хотел, чтобы стало легче, а оно, не отпускало. Несколько минут я, высушив голову и одевшись в штаны и футболку, стоял около двери и пялился на замок.

Сеня там… снаружи. Голенькая под халатом, худенькая, с нежно-молочной кожей и розовыми торчащими сосками. Куда там той, из клуба, чернявой барышне! Если бы я не был так голоден и возбужден — я никогда бы не сорвался на другую, но уже сделанного не воротишь.

В комнате было тихо, когда я открыл дверь. Несколько шагов. Два вдоха и выдоха. Замер около Есении.

Она, свернувшись калачиком и прижимая к себе мобильный телефон, мирно спала. Я наклонился ближе, втянул легкий запах шампуня и коснулся сухих немного вьющихся русых прядей. Девушка слабо шевельнулась, выронила из пальцев телефон и положила ладошки под румяную щеку. Юная, совсем свежая, не тронутая. Уверен, что я буду у нее первым, а даже если и нет — вряд ли кто-то до меня был опытным и смог показать ей прелести секса.

От этих мыслей по телу прошла горячая волна, она спиралью обошла поясницу и сжала пах приятным давлением.

Боже, за что ты надо мной так издеваешься? Может, оставить Есению сейчас, здесь, одну, пусть живет свободно и как ей хочется, бросить шальную затею, предать слово, что дал деду, спрятаться высоко в горах и ждать, когда небо меня заберет? Не сделаю ли я хуже, чем было?

Да, я понял, что за деньги можно многое купить. Почти все. Кроме здоровья. Любви. И жизни.

Хорошо, что Есения не понимает, что я не пытаюсь ее купить, я хочу ей все свое подарить, потому что больше некому.

Укрыл жену пледом, взгляд зацепился за тонкую голень, и я не удержался, провел по ней ладонью, накрыл колено. Есения дрогнула, вытянула ножку, мне пришлось убрать руку, а потом вдруг развернулась и, забросив локти над головой, вытянулась на постели в полный рост. Плед соскользнул ниже, халат распахнулся и приоткрыл угол майки в мелкий рисунок и облегающие шорты, что едва ли прикрывали стратегические места. Даже больше скажу — они так аппетитно въелись в ложбинки, что у меня челюсть отвисла, а штаны натянулись. Часть покрывала прятала бедро девушки, а вторая скомкалась между ног и открыла моему взору угловатое колено.

Я отступил к окну, открыл форточку, выдохнул в темное тяжелое небо и привычно дернул пятерней волосы. Так будто становилось легче. Боль пронзила виски, метнулась к затылку, завертелась и осела в горле горьким комом.

Как бы все не сложилось, я должен идти дальше, пока есть силы, ведь дедушка прав — нет ничего важнее веры. А вера поможет мне завершить задуманное.

К еде я не притронулся — ничего не хотелось. Вернулся к кровати, лег рядом с Есенией и, стараясь не прикасаться к ней, долго не мог уснуть. Таращился в потолок, казалось, бесконечность, но стоило моргнуть я понял, что уже утро.

Повернул голову и столкнулся с ясным и испуганным взглядом Есении.

Нас словно сшило на месте, иглой, острой и звонкой, потому что слова были лишними, а шевелиться не хватало сил. Она не дышала. Я не дышал. Пока Брагина не отвернулась.

Жена приподнялась, плотно завязала халат и молча ушла в ванную.

— И тебе доброе утро, — прошептал я потолку и прикрыл веки. Я будто не спал. Закрыл глаза и открыл.

На удивление сегодня не было головной боли, не было привычной слабости и тошноты. Напротив, я чувствовал себя прекрасно. Распирающий прилив сил будоражил кровь, веселил, а еще наливал такой утренний стояк, который не спрятать, как не старайся.

Но не могу же я из-за необузданного желания и многомесячного воздержания приставать сейчас к жене? Ведь обещал ее не трогать и слово сдержу.