Вопреки, или Ты меня не купишь

— Принес мне очередную благую весть? — голос не выравнивался, был таким же сиплым и хрустящим.

— Благую — это ты к гидрометцентру обращайся. Они на завтра, вон, солнце обещали, — Давид хмыкнул и замолчал.

— Ну обещать можно, только вот исполнять не обязательно.

Я уперся локтями в парапет и опустил взгляд на ночной Париж. Темное полотно пробивалось полосками молний, подсвечивая кварталы и улочки, будто наливая кровеносные системы магией.

— И это говорит мне Волгин? Человек слова? — Аверин был в приподнятом настроении, впрочем, как всегда.

— Таким был мой отец. К сожалению, я вобрал его суть с кровью.

— Еще скажи с генетическим набором. Ой, хватит, а то челюсть сломаю от скуки. Ты лучше скажи, — врач сбавил обороты, — таблетки пьешь?

Я мотнул головой, а в трубку сказал:

— Куда ж я денусь?

— И как?

— Ничего не болит.

— Знаю я таких обманщиков, проходили уже. Ренат, может, все-таки попробуем оперировать? В Европу? К лучшим специалистам мотнем?

Я вытер ладонью лицо и почти гаркнул:

— Нет! — выдохнул сквозь зубы и как-то жалко договорил: — Я ничего не хочу. Дай спокойно умереть, Давид, умоляю. Без этих жалких лиц вокруг…

— Это ты кого имеешь в виду? Жену?

— Нет. Тех, кому внезапно понадобится мое наследство. Да и больничной суматохи не хочу. Не нужно это мне, я же подписал отказ…

Аверин молчал какое-то время, цокал языком, а я дышал в небо и унимал накатившую на плечи дрожь. У меня и правда эти несколько дней голова почти не болела, даже странно.

Но это я комментировать не стал.

— Ладно, жду вашего возвращения домой. Вместе с женой, естественно. Насколько помню, ты собирался хорошенько над ней поработать…

— Да, я как раз этим и занимаюсь, — уголок губ дернулся непроизвольно в улыбке. Вспоминая наш первый секс, я теперь вечно буду помнить свет софитов. Или наоборот.

— Работай-работай, Волгин, — хохотнул Аверин. — Пока противопоказаний нет, но если станет худо — лучше не усердствуй чрезмерно. Пусть жена трудится.

— Да пошел ты. Трудяга. Секретутку свою уже замотал?

— Неа. Уволил. Надоела.

— А теперь как? Ты же болен! Как его там…

— Воспалением хитрости, ага. Пока обхожусь. Уже пару недель воздерживаюсь. Закипаю иногда, но терпимо. Надо больше мяты пить…

— Бабу тебе надо нормальную, а не травяной чаек.

— Так, где ж ее взять такую, чтобы мои пошлые забаганки выдержала? Купить? У меня нет столько денег, как у некоторых.

— Одолжить?

— А отдавать потом как? На небеса к тебе слетать? Не, я еще пожить хочу.

— Как хочешь, мое дело предложить.

— И я отказываюсь.

Давид несерьезно относился к своей гиперсексуальности и не понимал, что играет с огнем. Однажды обязательно сорвется, только хуже сделает. Но он же врач, ему ничего нельзя посоветовать, да я и не собирался. Мне своих бед и болячек хватает. Как например, опухоли и нескольких последних лет жизни. Наверное, у Боженьки рука дрогнула, отмеряя мне век. Как и для Валери…

— Ладно, пойду, — я попытался свернуть наш нелепый разговор.

— Ты жене подливаешь то, что я тебе дал?

Я моргнул. А ведь точно, он что-то давал, совсем забыл.

— Напомни для чего оно?

— Чтобы хотела тебя, как дикая кошечка.

Я рассмеялся до звона в ушах.

— Все, отбой, Давид, — сквозь смех, сказал я. — Кошечка и так голодна.

— Серьезно? — удивление Аверина едва ли не выплеснулось через трубку, но дальше я уже не слушал — отключил связь. Этому голодающему любая дырка подойдет, жену свою ему не отдам, даже не обсуждается. Флобер — лучшая кандидатура.

Я направился в гримерку модельера, чтобы пригласить его с нами на ужин. Есения точно будет рада его видеть, а мне нужно понимать, кому я отдаю самое ценное — свое потомство. Я осознавал, что мечтать о сыне с первого раза — наивно, и девочке буду рад, если доживу. Самое главное, передать свою фамилию дальше и отстоять наши земли. Да, я мог на Есению сразу все переписать, но пока решил не спешить. Не последний же день живу…

— Скажи Егору, чтобы вел Есению сюда, — шепнул я одному из охранников, когда мы подобрались к коридору, ведущему за кулисы. Он послушно кивнул, перехватил взгляд других ребят, чтобы с меня глаз не сводили, и скрылся в коридоре.

Небольшой группой мы двинулись сквозь разноцветную толпу модниц.

Ужас, сколько здесь женщин. Никогда бы не подумал, что Флобер пользуется такой популярностью. А Меркулов, между прочим сказал, что коллекцию разобрали еще до представления. Даже я прикупил одну вещичку. Я заулыбался. И Есения в этом чудо-платье была обворожительна.

Словил себя на мысли, что мне мало. Мало ее поцелуев, объятий, мало жара. Еще хочу. В ней было так тесно, так туго, что я кончил от двух рывков внутрь.

Все еще нелепо улыбаясь, дошел с охранниками до нужной двери.

Здесь была настоящая толпень. Напоминало утро в курятнике. Все хотели посмотреть на известного модельера, а желательно его пощупать.

Я понял, что придется подождать этого белобрысого модника.

Встав у стены, я разглядывал девушек в вечерних нарядах и прислушивался к себе. Почему башка перестала болеть? Может, стоило Давиду признаться?