— Это и не нужно, — тихо пробормотал Ренат. В его трогательном тоне было столько печали, что я приоткрыла руки и посмотрела на мужчину. Он, опустив голову, пересчитывал свои сцепленные руки. Его пальцы от напряжения побелели.
Он ведь тоже потерял. Возможно, ту, с которой хотел прожить всю жизнь. Ему пришлось несладко, а сейчас он терпеливо выдерживает мои истерики и держится лучше меня. Как я была неправа на его счет.
— Прости, что я… тогда… о твоей жене. Я не хотела сделать тебе больно.
Ренат повел подбородком, уголок губ знакомо дернулся, а муж бодро предложил:
— Проехали. Давай, Сеня, съешь хотя бы салат, — Волгин подвинул ко мне пиалу, но я отвернулась — подташнивало уже второй день. — Могу столового вина предложить. Или…
— Водки, — бросила горько я, но знаю, что это не поможет.
— Извини, — Ренат поднялся, отошел к бару, достал два бокала и бутылку красного стекла. — Вдруг ты беременна, нельзя крепкое. Да и не думаю, что от водки легче станет.
Я кивнула и откинулась на спинку сидения.
— Не станет, — и устало прикрыла глаза.
Несколько минут в тишине позволили мне собраться и осознать, что именно сказал Ренат.
Я распахнула глаза и посмотрела на мужа. Он стоял напротив и, протянув мне бокал, провел другой ладонью по моим волосам. Нежно так, словно успокаивал.
— Зачем тебе дети, Волгин? — я захлебнулась от вспыхнувшей тоски в его глазах, но смогла выговорить второе предложение: — Зачем тебе я?
— Ты не понимаешь? — рука мужа замерла у меня на затылке, мягко сжала волосы. Повернувшись, Ренат отставил свой нетронутый бокал с вином на столик и, приподняв бровь, снова посмотрел в мои глаза.
— Нет.
— А для чего люди женятся? — забрал и мой бокал, тоже поставил на стол. Рядом со своим.
— Мы не любим друг друга, если ты об этом. И, я помню, кому-то любовь и не нужна была.
Ренат наклонился ко мне, будто хотел расслышать слова получше, тонкий аромат зубной пасты защекотал нюх.
— Ты ведь тоже под венец пошла не из-за высоких чувств.
— Мне пришлось…
— А теперь? — наклонился еще, почти коснулся губами губ. — Жалеешь?
— Да… Нет… — я мотнула головой, но муж внезапно перехватил мой затылок и притянул к себе. Коснулся губ, слизывая мои несказанные слова. И слезы. Позволяя мне не отвечать на его вопрос.
Я плакала и целовала его. Мне хотелось. И хоть смерть Андрэ смазала наш первый раз, и Ренат больше меня не трогал, я помнила все до мельчайших подробностей. И чувствовала себя виноватой перед другом, который еще не остыл в земле, а я желаю утонуть в объятиях мужа.
Ренат отстранился, вытащил меня из кресла и отнес к кровати. Я успела за несколько шагов услышать, как сильно колотится его сердце, увидеть, как пляшут на кончиках густых ресниц бусинки влаги. Мужчины не плачут? Плачут. Просто они прячут свои слезы, чтобы не показаться слабыми.
Погода внезапно улучшилась сегодня, на небе ни облачка, и самолет летел ровно и спокойно.
Когда Волгин опустил меня на постель, я невольно сжалась.
— Тише… Тебе нужно уснуть, ты почти не спала последние дни. Я лишь сделаю массаж.
— Что он тебе сказал?
— Кто? — непонимающе моргнул Ренат.
— Андрэ. Я видела, что его губы шевелились перед тем, как… Что он сказал?
Муж ласково провел ладонями по моим бедрам, оглаживая через ткань штанов, заулыбался тепло и шепотом выдохнул:
— Чтобы я берег тебя.
Я отвернулась в сторону, потому что в груди стало тесно, из горла рвалось нечто похожее на вой.
— И ты меня прости… — вдруг прошептал Ренат и, горячо выдохнув мне в лицо, провел губами по оголенной коже на плече. — Что не познакомился с тобой до свадьбы. — Укусил скулу. — Что был грубым. — Лизнул за ухом, подхватил зубами мочку, пощекотал. — Что… — провел дорожку поцелуев до виска, поправил волосы, аккуратно перекладывая прядь за прядью. И договорил: — Что… купил тебя.
Я медленно повернула голову и почти наткнулась на его горячий рот. Между нами будто сыпались искры. Пролетал ток. Необъяснимо. По грани. Острой и болючей.
— Жалеешь? — одними губами.
— Безумно… — сипло выдохнул Волгин и коснулся языком уголка, переместился к центру. Развел губы, лаская и мучая, чтобы прорваться между зубов, забрать у меня последние всхлипы и тревоги. Внутри от поцелуев мужа будто родилось новое солнце. От его слов стало так легко и спокойно, а от ласк его рук и пальцев — все печали уходили в сторону. Оставались фоном.
— Разведемся? — судорожно втягивая воздух от жадного поцелуя, пролепетала я.
— Ты будешь свободна только после моей смерти… — кольнул Ренат знакомой болью, не остывшей печалью о друге, но я не успела возмутиться или расстроиться — муж взял в плен мои руки и, запрокинув их над головой, спустился поцелуями к груди — накрыл губами упругие соски через ткань, покрутил, прикусил и рукой развел мои колени. Я слабо задрожала.
— Закрой глаза, Сеня… Расслабься. И ничего не бойся.
Я послушалась. С закрытыми глазами лежать было сложнее — мысли вились вокруг утраты, возвращали меня в дождливый день похорон Флобера, разрушали зыбкую нить между мной и мужем.