Вопреки себе (СИ)

- Сливайся с аватаром и раздевайся. Если мы решили сохранить все твое снаряжение, то мне нужно немного над ним поработать. Я думаю сделать пространственный карман в рукояти твоего меча. Все твое снаряжение можно связать с пространством, так что каждая деталь, в случае твоей смерти, будет поглощена этим пространственным карманом. Таким образом после возрождения тебе достаточно будет найти свой меч. Все необходимое будет в нем, а чужак никогда не сможет ничего оттуда взять. Я еще думаю немного изменить руны на лезвии, чтобы, когда ты станешь душой этого клинка, у тебя была возможность хоть немного пользоваться своей силой. Ну и еще несколько сюрпризов. Имей ввиду, что ты не просто попадешь в меч, ты на самом деле станешь его душой. Ты будешь ощущать себя этим мечом, он будет твоим телом. И это повлияет на твое мировоззрение.

- Я понимаю. Мне придется помнить о том, что я на самом деле не меч и не пропустить свою реинкарнацию.

- Именно, - усмехнулся Урташ, держа в руках артефактный клинок тени. Оружие даже не пыталось как-либо защищаться от божества, послушно принимая чужие руки. – Пространственный карман готов, осталось прикрепить к нему твое снаряжение, после чего я свяжу твою сущность с мечом. Это крепкое оружие, а благодаря связи с тобой оно еще и не будет подвержено износу.

Бог Хаоса был настолько увлечен, словно создавал целый новый мир. Он действительно помогал появиться в Мироздании чему-то новому, чего не должно существовать по всем законам. Стихиали не могли вмещать в себе несколько атрибутов, а вот смертные могли. И благодаря этому свойству воля Мироздания будет в некотором роде обманута. Если бы у Мироздания был разум, то даже в смертном теле Зиргрин не смог бы избежать своей участи, однако безграничная Вселенная имела мощнейшую волю, но не разум, не сознание. И Урташ тайно надеялся, что этот разум никогда не зародится.

- Я готов, - произнес архан, стоя босыми чешуйчатыми ногами на холодной земле небольшого острова посреди океана.

Парня немного потряхивало, но он уже принял решние, уже заключил договор с Урташем. Метка на его лбу изменила цвет, став кроваво-красной, но с этого момента она там будет находиться всегда. Это больше не была печать духовного раба. Статус Зиргрина согласно этой печати был довольно высок. Он стал прямым вассалом высшего божетсва, но все эти различия ему предстоит узнать еще очень и очень нескоро. Сейчас же парня радовало то, что он мог по своему желанию скрывать печать, и больше никакие внешние повреждения не заставят ее проявиться, если архан сам того не пожелает. На самом деле парень был даже немного рад. Он слишком долго был убийцей, это въелось в его сознание так глубоко, что никакие перерождения не изменят его сущность. Урташ дал ему возможность объединить это ремесло с ролью Хранителя. Он, конечно, мечтал о мирной и спокойной жизни, но понимал, что такая жизнь для него была давно закрыта. Не потому, что он не мог начать просто и спокойно жить. Он этого не хотел. Побывав на Земле, парень разобрался в себе, осознав свою суть. Его больше не тянуло на кровавые побоища и пытки, он не испытывал больше наслаждения от чужой боли, но убийство все еще приносило ему удовольствие. Это была профессия, которая после множества страданий и боли стала для него любимой. Это было его ремесло.

Урташ быстро связал каждую деталь снаряжения тени, вплоть до метательных игл, с пространственным карманом в рукояти меча. Даже плащ тени, в который было завернуто тело Иллит, был безжалостно сдернут с мертвой девушки. И лишь заметив злой взгляд архана, Урташ что-то недовольно проворчал, после чего одной лишь силой воли раскрыл в промерзшей земле глубокую яму, в которой и похоронил «бесполезную оболочку» Иллит.

Очень скоро все снаряжение исчезло в пространственном кармане. Зиргрин странно смотрел на меч, душой которого ему предстояло стать в ближайшем будущем. Он все еще не до конца осознавал, на что согласился, ощущая, будто спит. Однако в следующий момент иллюзия сна полностью развеялась. Урташ приступил к удалению Сути из его души, и это было настолько болезненно, что архан рухнул на колени и, не выдержав, закричал. Из него словно заживо вырезали сердце.