Вопреки судьбе (СИ)

Вот так и получилось, что судьбоносная встреча состоялась не внутри склепа сэра Джона Эмсгрея, где была назначена три с лишним сотни лет назад, а в нескольких шагах от её разрушенных врат. Два человека — престарелый невысокий священник и тощий мужчина в одежде почтальона, остановились друг напротив друга, пытаясь разглядеть друг друга в перекрещивающихся лучах двух фонариков.

— Ээээ… добрый день? — неуверенно заговорил почтальон, первым прервав молчание. — Отец Уильям?

— К твоим услугам, сын мой, — немного настороженно откликнулся пастор. Он, разумеется, знал, что почтальоны обычно не ходят в полтретьего ночи по кладбищам (хотя, в принципе, вполне могут и имеют право это делать). И, что важнее, прекрасно понимал, что о месте его нахождения в эту ночь не мог знать никто. Исключая, разумеется, странного демона, которого он сам проводил до этой усыпальницы. Поэтому никакого доверия к странному посетителю он не испытывал. И всерьёз подумывал перекрестить его — на всякий случай.

Почтальон, даже не догадываясь о его сомнениях, с явным облегчением вздохнул.

— О, отлично! Знаете, святой отец, я уже было начал опасаться… Полгода назад было несколько настолько странных посылок. Мне стало немного не по себе, когда пришёл этот заказ. Ну, сами понимаете — церковь, кладбище…

Продолжая говорить, он вытащил из большой сумки плоскую картонную коробку и протянул её пастору вместе с накладной.

— Подпишите, пожалуйста, вот здесь. Давайте я подсвечу.

— Что это? — удивлённо опустил взгляд на странный предмет отец Уильям.

Почтальон только плечами пожал.

— Не знаю, сэр.

Ульям нахмурился ещё больше.

— Но хотя бы от кого?

— Сейчас, — почтальон перевернул коробку, подслеповато прищурился, шаря пальцем по аккуратным буквам. — Вот!

Он поднёс фонарик поближе, и пастор с недоумением прочитал несколько коротких слов:

— Дональд Грейвз, нотариальная контора «Браун и сыновья».

— Ничего не понимаю, — признался отец Уильям.

Почтальон тяжело вздохнул.

— Знаете, отче, — задумчиво пробормотал он, — Наверное, это неплохо. В прошлый раз, когда были странные посылки, адресаты понимали, что это и от кого. Кому рассказать, не поверят.

Поймал недоумённый взгляд священника и с виноватой улыбкой пожал плечами.

— Простите, не уверен, что мне стоит об этом говорить. Вы откроете при мне, или я могу идти? Ну, я имею в виду, некоторые требуют, чтобы почтальон присутствовал…

— А вам самому, значит, не интересно, что в посылке? — остро взглянул на него священник. Почтальон замялся.

— Очень интересно, — признался он после недолгого колебания. — Но знаете, я столько видел… Мне кажется, что любопытство не стоит риска — если, конечно, это что-то такое, чего мне видеть не стоит.

— Что ж, это разумно… — пробормотал себе под нос отец Уильям, задумчиво разглядывая коробку в своих руках.

Как истинный сын церкви, он не мог не вспомнить о том, что почтальон появился в тот самый миг, когда он молил Всевышнего послать ему знак. Но, как человек разумный и умудрённый жизнью, не мог не понимать, что странные события нередко равнозначны событиям опасным. Почтальон, пожалуй, был бы изрядно удивлён, узнав, что именно последнее соображение избавило его от длительного и осторожного разворачивания трёх слоёв обёртки и не менее длительного, но неразрешимого недоумения от раскрытия тайны загадочной посылки. Впрочем, возможно, он просто выпил бы за здоровье пастора лишний бокал вина, вернувшись к любимой жене раньше, чем та успеет проснуться и огорчиться его задержкой на работе. Как бы то ни было, но отец Уильям принял решение. И это решение (как и давешнее согласие отпустить демона на свободу) должно было изменить судьбу сразу множества разумных существ.

— Не буду задерживать тебя, сын мой, — слабо улыбнулся он, принимая у почтальон ручку и расписываясь в графе «получатель». Поколебался секунду и, подняв руку, благословил собеседника. (Не то чтобы он ожидал, что тот завопит и расточится серным дымом, но осторожность, особенно если за вашей спиной светится открытый портал в Ад, не бывает излишней). Дождался, когда благодарно улыбающийся человек достигнет ворот церкви. И, тяжело вздохнув, вернулся обратно в склеп.

— …О, мой Бог… — потерянно пробормотал старик, когда в неверном свете фонарика, воткнутого на место давным-давно исчезнувшего факела, открыл коробку и развернул сперва слой плотной почтовой обёртки, потом вощёной парусины и следом — плотной промасленной бумаги.

Он перечитал записку — старинную, написанную на грубой, пожелтевшей от времени бумаге, с чудовищно архаичной грамматикой записку — три раза, но так и не смог до конца понять, было ли написанное в ней чьей-то изощрённой шуткой или чем-то, куда более серьёзным. Поэтому он отложил бумажку и взялся за книгу, обернутую в ещё один слой бумаги. Недоумённо пробежался глазами по названию, поняв меньше, чем ничего. И с осторожностью, свойственной только служителям церкви и практикующим некромантам, открыл древний фолиант.

— О мой Бог… — обессиленно повторилон, прочитав первое предложение.