Вопреки судьбе (СИ)

Он вдруг понял, что хочет… хочет уйти с честью. У людей получалось. Они тоже боялись. Некоторые даже не верили, что будет что-то после смерти. Азирафаэля всегда восхищало их мужество, их спокойная гордость перед лицом гибели. То, как они находили в себе силы думать о ком-то, кроме себя, о чём-то, что было для них важно…

Азирафаэль беспомощно всхлипнул. Он не знал, что это настолько страшно.

И не понимал, где взять спокойствие, чтобы дождаться теперь уже неизбежной гибели достойно.

…Было холодно. Чудовищно, невыносимо холодно. В Аду должно быть жарко — казалось бы. А он мёрз. Просто коченел от липкого, слизняком вползающего под кожу холода. Совсем как тогда, внутри границы. Холод и огонь, страх и одиночество. Лучше бы он не боролся. Лучше бы просто сдался тогда, когда уже не было сил бояться. Когда осталась только усталость и надежда на то, что в одиночку Кроули сумеет всё-таки вырваться из этой ловушки.

Сумел.

Почему же ему сейчас так больно?

Почему ему так тоскливо?..

Почему…

Азирафаэль тихо застонал. Озноб был таким сильным, что, казалось, он сейчас просто развалится, рассыплется на мелкие кусочки.

Он не хотел думать, что было бы, если бы он не тратил время на раздумья там, внизу. Если бы Кроули остановился и не пытался таранить очередную преграду. Если бы…

Он не хотел чувствовать этой тоскливой, едкой желчью поднимающейся к горлу, мерзкой и несправедливой обиды.

— Г… господи, К… Кроули… — задыхаясь от упрямо текущих слёз и непрекращающейся дрожи, прошептал он, чувствуя, что, если продолжит молчать — сойдёт с ума от страха. — По… пожалуйста, пусть это хотя бы б… будет не зря…

И, плотнее обхватив руками вздрагивающие плечи, скорчился, в невольной попытке сберечь жалкие остатки тепла.

Но чем это могло помочь, если холод шёл снизу?! Если до колен его уже не было — был только холод, мучительный, невыносимый, плавящий кости холод?

Азирафаэль сжал зубы, стараясь прекратить дробный унизительный стук. Ничего. Это просто нужно вытерпеть. На самом деле, наверное, всё не так плохо. У него были лишние пара часов жизни. У него был тот чудесный, один стоящий целого столетия миг тепла и покоя, когда он понял, что Кроули — гораздо больше ангел, чем любой из его сородичей. У него была… нет, у него есть — есть и будет всегда, до самого конца — память о том, что его не бросили. Кроули спустился за ним сюда, пришёл, чтобы спасти. Уже это одно будет согревать, поможет держаться в самом конце, когда, понимал он, будет тяжелее всего бороться с подступающей пустотой.

Умершая надежда — это больно, теперь он это знал. Но не родившаяся надежда, чувствовал он — гораздо больнее.

И это утешало.

Почти.

Спустя несколько минут Азирафаэль с новым, бессильным уколом ледяного озноба понял, что терпеть будет труднее, чем он думал. Намного. Холод и скованные ноги — это, как оказалось, ещё было не самое страшное. Нет, не самое. Гораздо хуже было то, что он вновь всё отчётливее ощущал давящее дыхание Ада в своём сознании. Тихий, навязчивый шепоток, ненавидящее скользкое бормотание на самом грани восприятия — но ангел знал, что совсем скоро он превратится в яростный, сминающий волю вал. Должно быть, уплотняющаяся граница Пятого Круга, чуть было не поглотившая их с Кроули, высосала из него всю Благодать, что подарила святая вода. Теперь, с отчаянием понял Азирафаэль, всё начнётся сначала.

Прерывисто вздохнув, он выпрямился и трясущимися руками схватился за карман, на миг оцепенев от ужаса при мысли, что мог потерять фляжку во время полёта. Но нет, она была. И кажется, в ней ещё даже что-то оставалось. Совсем немного. Но хоть что-то…

Он, чувствуя, как заходится в паническом ритме сердце, принялся откручивать крышку.

И вдруг замер.

Пришедшая в голову мысль была чудовищной…

…и ужасающе разумной.

Святая вода не спасёт. Она не сможет освободить его из каменного плена. Не выведет через враждебные коридоры к заветному порталу. Не избавит от боли.

Лишь продлит агонию.

Он с тихим стоном опустил руку и вновь без сил уткнулся лбом в собственные колени. Вот и всё. Действительно, всё так просто. Несколько часов медленной тягостной смерти в ловушке равнодушного камня, без защиты от Скверны, без надежды… или много, очень много часов, которые всё равно закончатся пустотой. У ангелов нет посмертия. Как, впрочем, и у демонов.

Азирафаэль неохотно открыл глаза. Как просто… Думать ни о чём не хотелось. Бороться — не было уже сил. Хотелось…

Хотелось, чтобы всё закончилось. Как можно быстрее.

Но даже этого ему было не дано.

С острой короткой болью он вдруг подумал, что зря Кроули не добил его, прежде чем уйти. Он мог бы дать ему смерть легче, чем ожидала его. Подумал — и вздрогнул, испугавшись тоскливой едкой горечи, залившей вдруг душу. Нет! Зачем, откуда это — он же не обвиняет, ни в чём не обвиняет Кроули! Не хочет обвинять!

…не имеет права — обвинять. Кроули сделал всё, что мог. Нет, не так — намного, намного больше, чем мог, чем вообще был способен любой демон.