Вопреки всему

Оливия, не снимая шерстяных перчаток, растерла замерзшие пальцы. Замковые окрестности были любимым местом ее прогулок во время ленча, особенно летом, но иногда и зимой тоже. Сегодня она испытывала острую потребность уйти из офиса, уйти из города и пройтись по узким дорожкам, опоясывающим замковый холм. Шон болтался в конторе, когда Оливия надевала пальто, и она предложила ему, если он хочет, прогуляться вместе. Он охотно согласился и взял с собой свои сандвичи. У Оливии в сумочке лежали рулет из ветчины и апельсин, но она не чувствовала голода, глядя вниз на город с высоты.

— Присядем здесь?

— Множество скамеек на выбор, — заметил Шон, плотнее закутываясь в свою теплую куртку. — Мы, кажется, единственные, кто не убоялся холодной погоды.

— Вам холодно? — забеспокоилась Оливия.

Кончик носа у него покраснел, однако он храбро тряхнул головой:

— Нет. Не слишком. Приятно выйти на прогулку. С вами, — добавил он негромко.

Оливия села. Ей определенно стало теплей от этого примечания. Шон пошуршал своим пластиковым пакетом возле нее и принялся за свой первый сандвич. Воробей запрыгал вокруг них, вертя головой в надежде поживиться.

— А ну, давай сюда. — Шон отломил корку, раскрошил ее в пальцах и разбросал крошки по бетонной дорожке. Его действия привлекли целую стайку воробьев, слетевших вниз с деревьев. — Бедняжки. Они нуждаются в этом больше, чем я. Не поедай того, в чем не нуждаешься, вот мой девиз. А вы не голодны?

— Не особенно. Съем чего-нибудь через минутку. Но сначала я хочу вам кое-что сказать, Шон. Вам первому, пока на работе никто не знает.

Шон сел прямо. На губах у него были крошки, но они его, кажется, не беспокоили.

— Право, я даже не знаю, с чего начать.

Шон проглотил кусок сандвича, который был у него во рту, и посмотрел на Оливию с горячим интересом.

— Никакой ваш поступок меня не удивит, Оливия.

Она засмеялась, польщенная и обрадованная. Но тем не менее она собиралась его удивить и была уверена, что так оно и будет.

— Нет, Шон. При всей вашей проницательности вы не могли бы такое предвидеть, как мне кажется.

— А! — Он наставительно поднял палец. — Но ведь я, как вы помните, передал вам ваш гороскоп. У вас нет от меня тайн.

— Ах да, гороскоп. — Оливия вдруг ощутила некоторое беспокойство. Она совершенно запамятовала это обстоятельство. Но, может, именно с этого и следует начать. — Должна вам кое в чем признаться. Вы помните тот день, когда мы были в пабе, и я сказала, что это день моего рождения?

— Ну?

— То не был день моего рождения. Не знаю, почему я ввела вас в заблуждение. Думаю, я просто нуждалась в чьем-нибудь внимании. Я сожалею об этом. Ваш гороскоп совершенно ошибочный. Вы его составляли на основании неверной даты рождения.

Шон откусил еще кусок сандвича, но, заметив, что стайка серых пташек вокруг них стала более многочисленной, снова раскрошил корку и бросил воробьям.

— Я это знал, — сказал он.

— Знали?

— Я составлял ваш гороскоп на основании точной даты вашего рождения.

Оливия повернулась к нему в изумлении.

— Я должен был вам признаться, но боялся вас обидеть. Вы могли расценить это как вторжение в вашу личную жизнь или что-то подобное.

— Боже милостивый! — Оливия снова рассмеялась. — Я воображала, что я удивлю вас, но вы меня превзошли. Я недооценила вас, это ясно.

— Да, полагаю, что так, но это не имеет значения. Дело в том, что я отмечаю все, что вас касается. Делал это с того самого дня, как пришел в отдел. Ваш муж был тогда еще жив, но тем не менее я сразу приметил вас. — Шон в волнении поиграл своим пластиковым пакетом, потом вдруг замер и уставился в пространство. — Я знал достаточно, чтобы точно определить день вашего рождения. Я угадываю каждую смену вашего настроения, замечаю выражение вашего лица.

Голос его замер.

— Право, не знаю, что вам сказать, — произнесла Оливия, когда к ней вернулся дар речи.

— Ничего не надо говорить. — Шон достал из пакета еще один сандвич и, не откусив ни кусочка, раскрошил его воробьям. — Все это сказано мною не ради того, чтобы смутить вас или получить от вас ответ. Мне известно, как обстоят дела.

— Благодарю вас, Шон. — Оливия похлопала его по руке. — Я тоже хорошо отношусь к вам. Я имею в виду, очень хорошо, — подчеркнула она. — Вы всегда доставляли мне радость. Во время работы, как я легко могу припомнить, именно вы постоянно подбадривали меня. Когда Кэрол проявляла себя в наихудшем виде и мне казалось, что больше я этого не вынесу, в офисе появлялись вы, начинали перебирать бумаги или вызывали на экран компьютера какой-нибудь файл, все снова делалось переносимым даже прежде, чем я успевала это осознать.

— Рад, что был вам полезен, — заметил Шон, искоса поглядев на Оливию. Он явно избегал прямого зрительного контакта и прикинулся, что крайне увлечен тем, как прилетевший откуда-то дрозд пытается разогнать воробьев. — Но теперь это уже не имеет особого значения, верно? Кэрол вдруг переменилась и прилагает все усилия, чтобы держаться с подчиненными корректно. Но по сути дела, каждый имеет право меняться, верно?