Вопрос

Она силою развела его руки и увидла, что все лицо его въ слезахъ, что слезы, одна за другою, такъ и катятся по щекамъ и бород. Маша совсмъ растерялась; она тоже поблднла, опустилась передъ нимъ на колни, не зная, что сказать, что сдлать. Она никогда не видала отца такимъ, и даже ей въ голову не приходило, что онъ можетъ плакать.

— Теб… теб сегодня восемнадцать лтъ… и ей тогда было восемнадцать, — едва слышно прошепталъ онъ. — Двочка моя… жизнь моя!

Онъ порывисто, почти безумно охватилъ руками Машину голову и зарыдалъ.

Маша совсмъ замерла, даже дышать боялась, и тоже плакала.

Но онъ быстро очнулся, самъ всталъ и поднялъ Машу.

— Нтъ… прошло… зачмъ!.. — растерянно и бодрясь проговорилъ онъ. — Пойдемъ пить кофе…

Онъ слабо улыбнулся, тряхнулъ головою и вышелъ изъ кабинета. Маша робко и смущенно пошла за нимъ, украдкой вынимая платокъ и стараясь незамтно вытереть свои слезы.

III

Они прошли довольно большую залу съ роялемъ, высокими цльными зеркалами и легкой мебелью, крытый малиновымъ штофомъ; потомъ маленькую гостиную, нарядную, и кокетливую, больше похожую на будуаръ, чмъ на гостиную. Французскій коверъ нжнаго рисунка во всю комнату, низенькая мягкая мебель, всевозможнаго рода хитро расшитыя подушечки и пуфы, душистые гіацинты въ жардиньеркахъ, всюду красивыя бездлушки. Видно было, что въ этомъ уголк не то, что въ кабинет, что здсь о красот и удобств очень заботятся, что здсь распоряжается балованная хозяйка.

— Какъ сильно пахнетъ цвтами… черезчуръ… это даже вредно! — сказалъ Матвевъ, останавливаясь.

Маша встрепенулась и, съ нсколько напускной веселостью, воскликнула:

— Да, вдь, ты самъ веллъ вчера перемнить вс гіацинты и еще прибавить! А это… посмотри-ка, что за прелесть!

Она подбжала къ столику, вынула изъ воды большой букетъ ландышей и, впивая въ себя опьяняющій запахъ, поднесла къ отцу.

— Вдь, это мои любимые цвты… какъ пахнетъ! Совсмъ будто лто… и лсъ… Понюхай! чудо!

— Откуда-же это?

— Не знаю… съ полчаса, какъ принесли, а отъ кого — не сказали. Принесъ посыльный, отдалъ и ушелъ.

Если бы Матвевъ былъ внимательне, онъ сейчасъ же бъ увидлъ по глазамъ Маши, избгавшимъ встрчи съ его взглядомъ, что она лжетъ, что если она даже и не знаетъ наврное, то, во всякомъ случа, догадывается, кто это прислалъ ей ея любимые цвты. Но Матвевъ ничего не замтилъ. Онъ разсянно понюхалъ ландыши и прошелъ въ столовую.

Тамъ, за чайнымъ столомъ, приготовляясь разливать въ чашки кофе, сидла очень ужъ пожилая и тучная дама. Лицо у нея было добродушное, красное, но въ то же время чмъ-то, видимо, сильно озабоченное; каріе глаза то и дло моргали. Ои торопливо поднялась съ мста и пошла съ протянутой рукой ьъ Матвеву.

— Поздравляю, Александръ Сергевичъ, съ новорожденной, — сказала она и, при взгляд на него, голосъ ея дрогнулъ.

— Спасибо, Настасья Петровна, и васъ тоже поздравляю.

Онъ крпко сжалъ ея пухлую руку и они обмнялись мгновеннымъ, взаимно благодарнымъ взглядомъ, а затмъ оба невольно перевели глаза на Машу.

Настасья Петровна заторопилась съ кофе. Маша подобралась къ ней и молча показывала свой браслетъ.

Настасья Петровна шепнула:

— Прелесть! Я ужъ его видла, — а сама въ это время думала:- «вдь, еще вечеромъ отъ Фейна должны были вина и сигары прислать, и вотъ до сей поры нтъ и нтъ!.. Люди вс заняты… Ивана послать, нечего и думать… прачка негодяйка дома не ночевала… Лиза у Машеньки убираетъ… кучеръ съ нами — вернемся въ первомъ часу… и вдругъ у Фейна забыли… Ну, ужъ денекъ!..»

Разговоръ не вязался. Но вотъ Маша, допивъ свою чашку, обратилась къ отцу:

— Папа, а, вдь, мы сейчасъ демъ къ обдн, въ Казанскій?..

— И я бы похалъ съ вами, да нельзя. У меня сегодня докладъ въ половин одиннадцатаго.

Онъ только сейчасъ вспомнилъ объ этомъ доклад и усиленно соображалъ, вс ли бумаги въ порядк… «Все же пересмотрть надо… А то опять: „не кажется ли вамъ, добрйшій Александръ Сергевичъ, въ этой фраз какъ бы нкая неточность?..“ Ему представилась розовая, сіяющая лысина, дв звзды на форменномъ фрак и длинный отшлифованный ноготь, указывающій на „нкоторую неточность“.

Онъ взглянулъ на часы.

— Если дете, то вамъ бы ужъ и пора… ты, вдь, еще сколько будешь сбираться!

— Нтъ, я сейчасъ, мн только теплыя ботинки и шляпку, — сказала Маша, встала, взяла обими руками голову отца, крпко и громко поцловала его въ лобъ, и скрылась изъ столовой.

Вслдъ за нею поднялась и Настасья Петровна. Она, было, остановилась, видимо, желая что-то сказать Матвеву; но, искоса взглянувъ на него, ничего не сказала. Несмотря на свое многолтнее пребываніе въ дом и неизмнную доброту Матвева, она его, неизвстно почему, упорно боялась. Ей такъ все и казалось, когда она сама чмъ-нибудь тревожилась: „А вдругъ онъ разсердится? А вдругъ будетъ непріятность?“ Поэтому она и теперь не ршилась сообщить ему своего все усилившагося безпокойства относительно Фейна. Она-бъ еще собралась съ духомъ и сказала, если-бъ онъ къ ней обратился; но онъ ея не видлъ, не замчалъ ея присутствія. Онъ сидлъ, понуря голову, безсознательно кроша хлбъ и потомъ собирая крошки.

IV