Вопрос любви

Не знаю как, но у меня получилось, хотя моя сосредоточенность пошла прахом. Я кипела от возмущения и стыда. Один раз уронила карточки с вопросами — они просто выпали у меня из рук. К моему счастью, победивший участник не захотел «Перемены мест» — не думаю, что я бы справилась, — а на афтерпати никто не упоминал о злосчастной статье. Мое беспокойство начало ослабевать.

— Том прав. Люди скоро забудут, — строго сказала я себе, пока ехала в такси назад в офис. — Эта газетенка — просто дешевая оберточная бумага. — Но когда я пришла, Нэрис вручила мне не меньше восьми запросов об интервью от производителей такой же дешевой оберточной бумаги.

— Им не терпится пообщаться с тобой.

— Насчет чего?

— Ну… о твоем… муже. — Я почувствовала, что меня сейчас стошнит. Не могу поверить, что эту кашу заварила какая-то колонка «Инкогнито»! Со мной произошло то, чего я так боялась. — Они хотят, чтобы ты «излила душу» и рассказала о твоем, этом… — Нэрис заглянула в свои записи. — Да, точно, — Нэрис принялась теребить свой медальон, — о «тайном несчастье».

— Вот черт. А кто «они»?

Она посмотрела на список поверх очков.

— «Дейли ньюс», «Дейли пост», «Дейли миррор», «Дейли стар», «Дейли мейл», «Дейли экспресс.»…

— «Дейли мусор» и «Дейли грязь». Не стану отвечать никому из них, — сказала я. — С какой стати? Чтобы они продали несколько лишних экземпляров своего таблоидного дерьма? — Про себя я прокляла Фелисити.

— А я бы ответила, окажись на твоем месте, — как ни в чем не бывало сказала Нэрис.

— Зачем? Я им ничего не должна.

— Нет, просто если ты этого не сделаешь, они никогда не оставят тебя в покое. — Вот кошелка — вечно лезет со своими советами.

— Спасибо за совет, Нэрис, — холодно сказала я. — Но если я не стану с ними общаться, то у них не будет истории, так? По-моему, молчание — золото.

Она пожала плечами:

— Решать, конечно, тебе. Но по-моему, ты совершаешь ошибку. — Проклятая выскочка, всюду сует свой нос, как всегда. — Доброе у-утро. «Трайдент ти-и-ви». Тома О’Брайена? Конечно… соединяю…

— Хотя бы фото симпатичное, — в утешение сказал Люк, когда в пять часов позвонил мне.

— А у меня мурашки бегут оттого, что они сняли меня исподтишка. — Я представила себе камеру, направленную на меня, словно винтовка снайпера. — А сама статья — просто мешанина из лжи и ехидства.

— Ну, о тебе уже так много хорошего написали, что одна маленькая ложечка дегтя вряд ли сможет что-то испортить. Ладно, когда я смогу тебя увидеть? — Мое настроение мгновенно улучшилось. — Может, завтра? Заезжай ко мне — я приготовлю ужин.

— Завтра было бы просто чудесно, только ты не будешь против, если мы посмотрим шоу? Это не из тщеславия — мне надо для работы.

Он сказал, что вовсе не возражает — любит викторины вне зависимости от того, я веду их или нет…

— Мне нравится иногда спускать своего внутреннего интроверта с цепи, — объяснил он, включая телевизор следующим вечером. — А когда будет тот выпуск, в котором участвовал я? Я не могу его пропустить.

— До конца марта не жди — между съемками и показом проходит не меньше шести недель. Ты рассказывал об этом Магде? — спросила я, когда он наливал мне пива.

— Нет, потому что хочу удивить Джесс. Представляю себе ее удивленное личико. Постараюсь, чтобы тот вечер она провела со мной.

Мы, довольные, сидели на диване, Люк выкрикивал ответы. Во время рекламной паузы позвонила Магда.

— Я не могу разговаривать — смотрю кое-что, — объяснил Люк. — Ну… новую викторину на «Четвертом канале»… Ты тоже смотришь?.. — У меня округлились глаза. — Да, в самом деле есть на что посмотреть… — Я подавила смешок. — Нет, я тоже не знал, что Килиманджаро самый большой вулкан в мире. Да, и ведущая просто молодец? — Я пискнула, и он мне улыбнулся. — Нет, Магда… я один. Не начинай… Хорошо, Магда… да… конечно, Магда. Поговорим завтра. Покааа. — Повесив трубку, он издал вздох облегчения. — Пока что она в хорошем настроении, — отчитался он. — Ведет себя почти как разумный человек. Шонберг! Такое ощущение, что у нее с ее новым дружком дела идут хорошо. Он, видимо, еще не понял, с кем имеет дело. Уоллес и Громит!

— А они долго встречаются?

— Полгода. Она ведет себя осторожно, но он скоро ее раскусит. Альберт Эйнштейн!

— Люк… почему ты сказал, что один?

— Потому что она спросила, есть ли у меня кто-нибудь, а я не хотел говорить.

— Но почему?

— Потому что не хочу посвящать ее в наши отношения, вот почему. Анаграмма! То есть палиндром!

— А какая ей разница?

— Шэрон Стоун!

— Она же тебя сама бросила, Люк.

— Да, но это ей все равно не понравится. Франкенштейн!

— Понятно. Значит, она не хочет, чтобы ты встречался с кем-нибудь.

— Видимо, да. Я обязательно расскажу ей о тебе, только надо основательно подготовиться, прежде чем огорошить ее. Дезоксирибонуклеиновая кислота! Ты понимаешь?

— При всех обстоятельствах — нет.

Как выяснилось позже, огорошить Магду было суждено вовсе не Люку.