Вопрос любви

— Знаешь, я люблю принимать участие в мероприятиях местного масштаба, посвященных искусству, — сказал Хью. — Мы с Шанталь собирались выпить вместе, вот она и согласилась пойти со мной.

— Точно, — отозвалась та, покраснев.

— Но мы уже уходим, — сказал Хью.

— Передавай привет Флисс, — задорно добавила я.

— Обязательно, — беспечно ответил он. Вот это выдержка.

— Лора! — позвал Люк. Он подошел и поцеловал меня.

— Прости, что припозднилась, — извинилась я. — Задержалась вот…

— Не переживай, — сердечно произнес он. — Я так рад, что ты пришла.

— А это был мой зять, — сказала я, кивая на окно, в котором еще виднелась спина Хью. — Он женат на Фелисити.

— Я знаю. Помню, мы встречались у тебя много лет назад, он и сегодня снова представился. А что это за блондинка с ним?

— Одна из подруг Фелисити, Шанталь Вейн. По-моему, у них что-то… заваривается.

— Почему? А. Понимаю. Ты считаешь, они…

— Не знаю. Надеюсь, нет. — Хватит мне уже проблем с мужьями моих сестер. — Ну, как все прошло?

Он озарил меня улыбкой.

— Фантастически! Мы собрали сто пятьдесят человек и продали целых десять полотен. Крейг уже ушел, — добавил он, — но я могу показать тебе его картины.

Пока мы обходили галерею, я, оказываясь перед очередным полотном, неизменно восхищалась, хотя ничего в них не находила — обычные масляные краски, размазанные по полотну, — живо, но как-то бессистемно. Я пыталась вникнуть в то, что рассказывал мне Люк о нерепрезентативном абстрактном искусстве и интеллектуальных проблемах, которые оно поднимает, — и этот обзор едва не увел нас на грань философии, но было трудно сосредоточиться. Он словно говорил со мной из другого конца длинного темного туннеля. Потом он представил меня своим друзьям, Гранту и Имоген, чья девятимесячная девочка была его крестницей.

— Она просто прелесть, — сказал Люк. — Джессика в ней души не чает.

— Она у вас первая? — вежливо поинтересовалась я у Имоген.

— У меня — первая, — ответила они. — У Гранта есть два чудесных сына, двенадцати и девяти лет. Они обожают Амели, правда, дорогой? Нашу маленькую милую девочку.

Он радостно кивнул:

— Точно.

Мы обменялись еще несколькими любезностями, потом они сказали, что им пора домой; расходились последние посетители, и мы с Люком могли отправиться домой, пока его помощница Кирсти домывала бокалы.

— Было столько интересующихся, — делился он, пока мы шли к нему. — Я боялся, что после Пасхи еще не все вернулись, но пришли все приглашенные и просто яблоку было негде упасть. Ты в порядке? Какая-то… притихшая.

— Ну, у меня просто… болит голова, — не кривя душой, призналась я.

— Бедняжка. Ничего, я прогоню твою боль.

— Вряд ли тебе удастся. — Я вспомнила о Хоуп, которой оставалось только сидеть и гадать, не имея возможности дозвониться до меня. Но я не могла звонить ей сейчас, если даже бы захотела, потому что Майк уже вернулся домой. Я решила, что сама позвоню ей. Но как мне сказать такое по телефону? Я просто не могла. Это следовало бы сделать, поговорив с глазу на глаз. Внезапно меня осенило. Да. Так я и поступлю…

— Давай проведем остаток вечера в тишине, — сказал Люк, взяв меня за руку. — Можно посмотреть что-нибудь из классики ужасов — «Хаммера» или «Месть мумии». Это весело.

Мы шли по Лонсдейл-роуд, потом поравнялись с его домом, Люк открыл калитку, и тут что-то привлекло его внимание. На каменных плитах возле сада лежали джинсы.

— Что это еще? — Когда он поднял их, я почувствовала, будто меня пнули по ребрам. — А это? — Он поднял мои белые шорты и розовую футболку, которые лежали на ступеньках, ведущих к дому. — Что за черт?..

— Это мои вещи, — тихо сказала я.

— Это твое?

— Да, — сказала я, чувствуя тошноту.

— Бог ты мой… — Он открыл дверь, отключил сигнализацию, поднялся наверх. Включил свет в спальне. — Бог ты мой… — с тихим ужасом повторил он.

Первое, что мы увидели, — мое шелковое кимоно. Его было трудно узнать, учитывая, что его разрезали на двадцать кусочков разного размера и разбросали по кровати и полу. Куски ткани свисали с комода, с резного табурета, с прикроватного столика. Один даже оказался на Уилки — он накрыл морду медведя как платок, как будто тот принимал солнечные ванны.

— Бог ты мой… — снова пробормотал Люк. — Прости меня, Лора. — Он поднял клочок растерзанного голубого шелка. — Я не знаю, что сказать. Мне… так стыдно. Я куплю тебе другое, — беспомощно добавил он.

— Нет… Прошу тебя… Не стоит… — едва слышно произнесла я, слишком ошеломленная увиденным, чтобы выразить бушевавшую во мне ярость. — В самом деле…

Он сел на край кровати.

— Мне так жаль, Лора… — Он покачал головой. — Она просто… сумасшедшая.