Вопрос любви

— И когда это выйдет, как вы думаете?

Он начал рыться в своем портфеле.

— Не раньше чем через пару недель, потому что мы хотели приурочить статью к первому мая, чтобы совместить ее с началом нашей благотворительной программы помощи Национальной консультативной сети по поиску пропавших без вести.

— О, это было бы чудесно! — сказала я. — Это будет очень большая подмога. Я обязательно сообщу благотворительной организации о вашем намерении.

Я пошла его провожать, и только взялась за засов, как с той стороны распахнулась входная дверь и на пороге появилась Синтия с двумя пакетами из магазина.

— Привет, Лора! — устало сказала она. В слабом солнечном свете она выглядела изможденной и какой-то субтильной. Но, увидев Даррена, вдруг побагровела.

— Синтия, это Даррен Силлито.

Она отстранилась, а затем натянуто улыбнулась, не скрывая своей враждебности. На его лице я увидела изумление.

— Вы знакомы? — шепотом спросила я у него, когда она отправилась наверх.

— Нет. Впервые вижу. — Как странно! — С другой стороны, иногда она бывает странной.

— Что ж, спасибо, что пришли, Даррен. Надеюсь, облечь все это в письменную форму будет не слишком сложно?

— Думаю, нет.

Как только он ушел, я услышала, как открылась дверь Синтии.

— Он ушел? — спросила она театрально приглушенным шепотом.

— Да. — Я обернулась. — А что? В чем проблема?

— Я скажу вам, в чем проблема, — сказала она, спускаясь вниз. — Проблема в том, что он писсуар!

— Простите?

— Этот молодой человек — писсуар! — с яростью повторила она.

— Ну, это вы хватили, Синтия. Мне он показался вполне нормальным.

— Но он не такой. Как и любой другой из этих писсуаров. — Она, видимо, имела в виду журналистов вообще, которые у нее как бельмо на глазу. Но… как Синтия узнала, что он журналист, учитывая, что я ей об этом не говорила? Может быть, все-таки что-то в этом ясновидении есть.

— Они все бесхребетные типы, — добавила она. — Все — сплошные силлито[58]!

— Но парень не виноват, что у него такое имя, Синт.

— Не такое. Он лжет. Его настоящее имя — Даррен Писсуар. — Я с недоумением уставилась на нее. — Писсуар-Фаркхар, — презрительно произнесла она.

О…

— И очень жаль, что вы не велели ему убираться ко всем чертям, хотя у вас был шанс. Он ведь только что взял у вас интервью?

— Да.

— О Боже! — Она покачала головой. — О Боже!

— Что значит ваше «О Боже!»? Он показался мне нормальным, даже милым.

— Ну еще бы, — сказала она. — Только он не такой, он маленький…

— Синтия, — встревоженно оборвала ее я. — Вы можете объяснить мне, о чем вы? Вы заставили меня волноваться.

— Хорошо. Так и быть. Пойдемте со мной.

Мы поднялись наверх в ее квартиру. Впервые она пригласила меня к себе. Квартира была обставлена со вкусом и притом хорошей мебелью, но, как и Синтия, она повидала и лучшие дни. Китайская парча на шезлонге была сильно потрепана, как и шелковый абажур на торшере. На бархатных диванных подушках виднелись проплешины, а бахрома на большом персидском ковре местами отсутствовала. На серванте из красного дерева стояло примерно восемь рамок, в каждой из которых красовалась какая-нибудь черно-белая фотография Синтии в ее молодые годы. Пока она заваривала чай, я принялась их разглядывать. Она и теперь еще сохранила свой лоск, а в молодости была просто очаровашкой. Этакой английской Клаудией Кардинале.

— Даррен Силлито, ты подумай, — пробормотала она, неся поднос с чаем. — Его настоящее имя Даррен Фаркхар. Силлито — девичья фамилия его матери.

У меня свело желудок.

— Откуда вам это известно?

— Я знаю его отца. Мы довольно долго… общались. — Неожиданно появилась Ханс и стала выписывать восьмерки у ног хозяйки.

— А кто его отец?

— Сэр Джон Фаркхар.

— Главный редактор «Санди семафор»?

— Он, — язвительно ответила она; Ханс свернулась калачиком у нее на коленях.

— Но почему Даррен не узнал вас, если вы так хорошо знакомы с его отцом?

— Потому что мы с Дарреном никогда не встречались. Но я видела его фотографии. Мои отношения с его отцом были… неофициальными. Я была его…

Ого…

— Другом?.. — предположила я.

— Любовницей. Предпочитаю называть вещи своими именами. Я была его любовницей, Лора, двадцать пять лет.

— Это срок, — вздохнула я.

— Мне ли не знать? — сказала она устало. Она передала мне китайскую чашку, расписанную, словно ситец. — Но жаловаться мне было не на что. У меня имелось щедрое месячное содержание и счет в «Хэрродс». Я посещала «Марракеш» и «Сантбартс». Сидела в партере в «Опера хаус». Обедала в «Ритце»; носила платья от-кутюр… — Так вот откуда склонность к элегантной одежде. — Конечно, я страстно хотела стать женой Джона, — продолжала она. — Но я говорила себе, что я и есть настоящая жена. Его подруга сердца. — У нее дрогнул голос. — Он так меня называл. Говорил, что не может без меня. — Она погладила Ханс, чтобы успокоиться.

— А как вы познакомились?