Вопрос любви

— Нет, конечно. — Она ошеломленно посмотрела на меня. — Это так унизительно и отдает торгашеством. Я решила: как бы трудно ни пришлось, хотя бы гордость свою сберегу. А пришлось мне очень, очень трудно, Лора, перенести утрату и отношений, и «защищенности» — я всегда наивно полагала, что имела и то и другое.

— Значит, в каком-то смысле вы должны благодарить судьбу за ту случайность, когда вы упали со скалы.

Повисла тишина.

— Это была не случайность, — тихо возразила она. — Я пролетела целых двадцать пять футов и надеялась умереть. Но потом, когда пришла в себя и поняла, что действительно могу умереть, я осознала, как сильно хочу жить. И что ни один человек не заслуживает того, чтобы я жертвовала ради него жизнью.

— Конечно, нет.

— Что ценен каждый день на земле — каким бы трудным он ни был. Жизнь — это все, что нам дано. Это не то, что можно отвергнуть в минуту депрессии, отчаяния или страха перед будущим.

— Вы правы.

— Но с тех пор я никак не привыкну к новому образу жизни, который кардинально отличается от того, который я вела прежде, пока он не… не… — Ее глаза снова заблестели. — Это такая несправедливость… — Она закрыла лицо руками. Теперь мне стало понятно ее отвращение к «бесчестным, низким, лживым, двуличным» журналистам. — Но этот Даррен, — продолжила она, утирая слезы, — самый неприятный молодой человек.

Я почувствовала, как у меня сжимается сердце.

— Но он оставил приятное впечатление.

— Однако на деле выходит по-другому. Его не за что хвалить. Его по блату пропихнули в Итон, затем папаша дернул за нужные ниточки и сынок оказался в Оксфорде. Но его выгнали после того, как он провалил экзамены по праву в первый же год; молокосос хотел перевестись на факультет истории искусств, но в колледже отказались принимать его, потому что он им попросту не понравился. Тогда он стал работать в финансах, но и там оплошал; занялся венчурным финансированием, но и там его ожидал провал. Я помню, как убивался его отец. А восемнадцать месяцев спустя, незадолго до того как Джон решил бросить меня, Даррен решил, что хочет заниматься журналистикой. Но отец заставил его начинать с азов, и он сначала продавал рекламные площади, потом работал младшим редактором в разделе спорта, однако ему очень не терпелось сделать себе имя. Поэтому он тебя не пощадит, Лора. Предупреждаю сразу. Не пощадит, потому что он никчемный и безотчетный… никчемный и безотчетный…

— Писсуар? — безрадостно подсказала я.

— Точно.

Глава двенадцатая

Следующим утром я переговорила с пресс-агентом «Четвертого канала» Сью. Она поискала среди авторов и нашла несколько заметок Даррена о лошадиных бегах, но сказала, что его нет в ее списке журналистов, к которым не следует приближаться без нитки чеснока и Библии. Обещала переговорить с «Семафором», а час спустя перезвонила и сказала, что интервью не выйдет раньше чем через две недели.

— Если нам не понравится, останется еще немало времени на исправления, — сказала она. — Так что давай не будем беспокоиться до тех пор, пока не увидим интервью в письменном виде, однако я надеюсь, ты не сказала ничего такого, что можно использовать против тебя.

— Нет, не сказала. Мы оба понимали, что можно отправлять в статью, а что нет, к тому же я была осторожна в выражениях. Была пара каверзных вопросов, но я отвечала коротко и не растекалась мыслью по древу.

— Что же, подождем сигнального экземпляра, но думаю, что с ним все будет в порядке.

Утром в воскресенье я купила «Семафор», чтобы получить представление о стиле, в котором писал Даррен. Сперва я заглянула в спортивную колонку и увидела, что он написал заметку о гольфе. После этого я переместилась в раздел обзоров, где, по его словам, вскоре и должно было появиться мое интервью, и заинтересовалась статьей о королевском балете. Затем пролистала центральные страницы. И остолбенела…

«Я РАСКАИВАЮСЬ», — было написано поверху пятой страницы. А под заголовком — мое фото, на котором у меня скорбное лицо.

«ЛОРА КВИК ПРИЗНАЕТСЯ, ЧТО ВИНОВАТА В ИСЧЕЗНОВЕНИИ МУЖА».

Ощущение было такое, словно меня спихнули со скалы.

Жирным шрифтом посреди страницы красовалась «цитата»: «Я плохо обращалась с ним… третировала его… я выжила его».

Мой взгляд лихорадочно прыгал по странице, сердце колотилось как бешеное.

«Измученная неприятностями Лора Квик дала эксклюзивное интервью «Санди семафор» и рассказала о подробностях исчезновения своего мужа, Ника Литтла. В откровенной беседе она признается, что по ее вине ее муж чувствовал себя «несчастным» и «загнанным в угол», что и привело впоследствии к его исчезновению на три года. Корреспондент Даррен Силлито».

Руки дрожали, лицо горело. Молниеносно опубликованный материал оказался вовсе не безобидной биографией, а зубастой и ударной во всех смыслах новостной сенсацией. Самой большой моей подставой.