Вопрос первоочередности

Вот так это произошло. И даже сейчас я предпочитаю думать, что, настаивая на своих условиях, он тогда не таил никаких задних мыслей, а подчинялся простому чувству самосохранения. И полагаю, лишь много позднее, соблазненный сладкими речами своих друзей в Королевском Обществе, он предпочел славу чести и выгоду дружбе. Вот тогда он самым низким образом злоупотребил моей прямотой и доверием, использовав мое молчание в собственных целях.

Но в тот день меня переполняли радость и благодарность за то, что он был готов подвергнуться опасности ради меня.

Говоря откровенно, я предпочел бы провести мой опыт в более подходящей обстановке и в присутствии свидетелей, которые записывали бы все, что мы делали. Но об этом и речи быть не могло: миссис Бланди не выдержала бы перевозки в другое место. К тому же, помимо опасений Лоуэра, поиски других ученых участников потребовали бы слишком много времени. Вот так, занятые серьезными мыслями и храня молчание, мы с Лоуэром отправились вдвоем в лачугу к больной старухе и ее дочери.

- Дорогое дитя, - сказал Лоуэр самым ласковым и ободряющим тоном, - ты хорошо поняла моего коллегу? Ты понимаешь опасности, грозящие и тебе, и твоей матери? Ведь, возможно, мы соединим воедино и ваши души, и ваши жизни, и если это не поможет одной, оно может обернуться гибелью для другой.

Она кивнула.

- Мы уже одно, насколько это возможно для матери и дочери. Я ей объяснила, но не знаю, насколько она поняла. Я уверена, она бы отказалась, так как всегда ставила свою жизнь ни во что, но вы не должны с этим считаться.

- А вы, Кола? - пробурчал Лоуэр. - Вы хотите продолжать?

- Нет, - сказал я в сомнении, когда подошла решающая минута, - но считаю, мы должны.

Тогда Лоуэр осмотрел больную и совсем помрачнел:

- Я, бесспорно, не нахожу в вашем диагнозе ни малейшей ошибки. Состояние ее очень плохо. Ну что же, приступим. Сара, закатай рукав и сядь вот тут.

Он указал на табуретку у кровати, а когда она села, я начал обматывать лентой ее руку. Лоуэр обнажил худую морщинистую руку матери и обмотал другой лентой - красной, этот цвет запал мне в память, - ее руку выше локтя.

Затем он достал свою серебряную трубку, а также два стволика очищенных гусиных перьев и продул их, проверяя, нет ли в них преграды.

- Готовы? - спросил он.

Мы тревожно кивнули. Точным умелым движением он вонзил острый ножичек в кровеносный сосуд девушки и вставил в него перо концом навстречу току, так что естественное движение направило кровь в воздух; затем он подставил под другой конец чашку, и кровь рубиново-красной струей хлынула в нее стремительнее, чем мы с ним предполагали. Лоуэр медленно считал.

- Чашка вмещает одну восьмую пинты, - сказал он. - Проверю, сколько времени она будет наполняться, и тогда мы будем примерно знать, сколько крови возьмем.

Чашка наполнилась так быстро, что кровь начала переливаться через край на пол.

- Минута и одна восьмая, - громко сказал Лоуэр. - Быстрее, Кола! Трубку!

Я протянул ему трубку, а жизнетворная кровь Сары уже стекала на пол. Затем вставил второе перо в сосуд матери, на этот раз в противоположном направлении, так, чтобы новая кровь слилась с ее собственной. С поразительной нежностью, едва кровь девушки потекла из серебряной трубки, Лоуэр повернул ее и соединил трубку с пером, торчащим из руки старушки.

Он внимательно осмотрел место соединения.

- Как будто получилось! - сказал он, с трудом скрывая удивление. - И не вижу никаких признаков сворачивания. Как долго по-вашему, нам следует продолжать?

- До восемнадцати унций? - прикинул я со всей быстротой, на какую был способен, пока Лоуэр отсчитывал время. - Минут десять... для верности пусть будет двенадцать.

И воцарилось молчание: Лоуэр сосредоточенно считал вполголоса, а девушка тревожно закусила губу. Должен сказать, она держалась очень храбро. Ни разу не пожаловалась, не вскрикнула. Меня же снедала тревога: каковы будут результаты? Пока ничто не указывало, чем это может обернуться.

- ...Пятьдесят девять, шестьдесят... - наконец произнес Лоуэр. Достаточно. Ну-ка, ну-ка. - И он высвободил трубку, положил на пол, умело прижал палец к сосуду матери и выдернул перо. Я вытащил перо из руки девушки, и затем мы принялись бинтовать ранки, чтобы прекратить кровотечение.

- Вот и все, - сказал Лоуэр с удовлетворением. - Как ты себя чувствуешь, моя милая?

Она потрясла головой и раза два глубоко вздохнула.

- Все словно кружится, - сказала она слабым голосом. - А так хорошо.

- Отлично. Ну, посиди пока спокойно. - И он нагнулся над матерью. Никаких изменений, - сказал он. - Как по-вашему?

Я покачал головой:

- Не лучше и не хуже. Но, разумеется, нужно время, чтобы молодая кровь оказала свое действие.

- Каким бы оно ни было, - пробормотал Лоуэр. - Обычно в таких случаях рекомендуется сильное рвотное, но не думаю, что оно показано для таких обстоятельств. Мне кажется, любезный Кола, нам остается сидеть и ждать. Надеяться и молиться. Ваш метод либо подействует, либо нет. Вот и все. Теперь слишком поздно что-либо менять.