— Лив, — голос его снова зазвучал глухо, — я никогда не смогу полностью дать тебе свободу. Я всегда буду играть, манипулировать и делать все, чтобы ты была, чтобы ты оставалась рядом со мной. Не потому, что хочу этого, а потому что это — моя суть. Потому что всегда буду боятся потерять тебя, потому что всегда буду защищать тебя и себя. Я не смогу избавиться от этого, как бы не старался.
— Эх, Олег… — я прижала его голову к своим больным ребрам, спрятала лицо в его мягких волосах. — Помнишь, когда-то, миллион лет назад, мы говорили с тобой о вопросе цены? Ты задал мне вопрос, во что я оцениваю себя и сказал, что заплатишь эту цену. Ты обещание сдержал. А я, Олег, сдержу свое. — Я на секунду замолчала, прикрыв глаза, прислушиваясь к себе. И вдруг поняла, что это единственное правильное решение. — Олег, не ты один совершил ошибку: я принимала свою свободу как право, ушла от Андрея, забывая, что свобода — еще и ответственность. И за эту ошибку я тоже заплатила. Поэтому за возможность быть рядом с тобой, я готова заплатить своей свободой. Высокая цена, Олег, но оно того стоит.
Он задержал дыхание, а потом обнял. Его прикосновения были осторожными, даже несмелыми, как будто он всё ещё сомневался, имеет ли право удерживать меня рядом с собой. В его объятиях было столько нежности, что казалось, будто он пытался выразить всё то, что не мог сказать словами.
Мне казалось, я задыхаюсь от любви, от чувств, от своего счастья и даже от горечи тайн прошлого. Я хотела, чтобы Олег был рядом всегда, каждую минуту, каждую секунда нашего времени.
Он чуть отнял свою голову.
— Рысенок, тебе нужен еще отдых…. По-моему, ты сейчас снова свалишься, у тебя так сильно бьется сердце.
Я улыбнулась сквозь слёзы и слабость, чувствуя, как силы понемногу уходят. Его слова, его тепло успокаивали меня.
— Хорошо, — прошептала я, закрывая глаза, — но не уходи, ладно? Останься рядом… тут хватит места для нас обоих…
— Хорошо, — он снял одежду и нырнул ко мне под одеяло, бережно прижимая к себе. Я обняла его, положила голову ему на плечо, чувствуя, как его все еще потряхивает: от усталости, от напряжения, от пережитых эмоций. Неизвестно кому из нас больше нужен был отдых.
— Лив, — тихо прошептал он, уже и сам погружаясь в сон.
— М? — мои глаза тоже закрывались.
— Я люблю тебя, рысенок.
Его слова эхом разнеслись в моём сознании, тёплым, глубоким чувством заполнив сердце. «Я люблю тебя, рысенок.» Это было всё, что мне нужно было услышать. С его плеча исходило спокойствие, сердце билось размеренно и спокойно, и я почувствовала, как внутри наступает умиротворение.
— Я тоже люблю тебя, Олег, — прошептала я, — очень люблю.
37
Неделя прошла в водовороте событий, несмотря на то, что я вынуждена была оставаться на одном месте. Постельный режим, предписанный Михаилом, был невыносимо скучным. Я всегда была активной, постоянно находилась в центре событий, и теперь это бездействие сводило меня с ума. Я уже знала наизусть все трещинки на потолке и могла бы с закрытыми глазами описать каждую деталь интерьера.
Олег же был как вихрь. Он работал, кажется, даже больше обычного, мотаясь из офиса в дом братьев и обратно, устраивая совещания в гостиной, обсуждая дела компании с коллегами, которые приезжали и уезжали с документами, и проводя бессонные ночи за компьютером в импровизированном кабинете, который он организовал в нашей спальне.
Михаил каждый раз, когда заходил проверить моё состояние, качал головой, ворчал и тихо ругался, но я видела, что за его строгими словами скрывалась забота. Он недовольно бормотал, что повреждения, хотя и серьёзные, но, к счастью, не оказались фатальными, и настаивал на том, чтобы я строго соблюдала постельный режим, не поддаваясь на соблазн вмешаться в рабочие процессы.
Олег, кажется, совершенно не замечал, что превратил гостеприимный дом братьев в филиал своей компании. Ему неважно было, сколько людей проходило через двери, как часто Михаил ворчал, что его кухня превращается в место для дискуссий, а гостиная — в постоянное поле битвы для обсуждения сделок. Олег был сконцентрирован и сосредоточен, и, кажется, ничего не могло выбить его из этого состояния. Ну а ворчание Миши — когда Олега волновали подобные мелочи?
Коля, как всегда, оставался хладнокровным и спокойным. Он выполнял свою роль водителя и телохранителя, но я видела, что он получал удовольствие, наблюдая, как его брат едва сдерживается, чтобы не выгнать всю эту делегацию из своего дома. Иногда, проходя мимо, он бросал мне заговорщическую улыбку, как бы говоря: «Ничего, справимся». К ни го ед. нет
Каждый вечер Олег возвращался ко мне, усталый, но всё равно не выпускающий меня из своих объятий. Он старался не говорить о работе, знал, что меня это только больше взвинтит, но его телефон не умолкал, а бумажная волокита грозила завалить даже этого урагана. Иногда я просто лежала, наблюдая, как он сидит на краю кровати с ноутбуком на коленях, и спрашивала себя, как у него хватает сил на всё это.