Дим удивился. Как море может иметь правый и левый берег? Маленькое это, должно быть, море. Такси прошмыгнуло через центр и погнало по трассе мимо заводов вокруг моря. Небо, действительно, прояснилось и стало солнечно. По краям дороги потянулись новостройки.
Наконец, вдали показались роскошные коттеджи, таксист замедлил ход и стал присматриваться к номерам особняков. И Дим понял, почему он заломил такую цену. Район был привилегированным, и въезд сюда был открыт не каждому.
– Вон ваш дом – с колоннами! – махнул рукой направо.
– Это не мой дом...
Дим расплатился, подхватил сумку и вышел.
Воздух был мягкий. Обволакивающий. И ветра не было. Напротив, поднялось солнце и золотило дорогую черепицу на крышах.
Тот особняк, на который указал таксист, был огромных размеров, с кирпичной оградой и высокими воротами. От калитки к дому вела длинная дорожка. Молодые голые деревца казались совсем хрупкими на фоне кирпичной громады здания.
Дим вспомнил весь путь, который он проделал до этих ворот чужого дома, и на миг ему сделалось страшно. Вышло, что вся его будущая жизнь зависела теперь от нее, более того – от ее первой реакции. Если она не будет ему рада, он не станет ходить за ней по пятам...
Так Дим решил сгоряча и уверенно подошел к ограде. С той стороны послышались шаги и голоса. Высунулись два здоровенных парня и окинули его подозрительным взглядом.
– К кому?
– К Тане.
– К какой Тане? – один из них поскреб голову. – А, к Тане... Издалека?
– Из столицы.
– Холодно у вас?
– Нет, теплее, чем тут.
– Не гони! – оборвал другой. – Давай сюда сумку!
Дим подал сумку, они раскрыли ее и перерыли его немногочисленные пожитки. Потом прошлись по карманам, похлопали по ногам.
– Оружия нет?
– Откуда? – удивился Дим.
– Из столицы, – ухмыльнулся охранник. – А Таньке ты кто?
– Фотографии привез.
– Ладно, иди. Войдешь – направо по кругу. Хозяина сейчас нет. Хозяйка с детьми уехала. Обратно будешь идти – не дай тебе Бог что-то стырить. Все перероем! – предупредили дружелюбно.
Дим пошел к особняку.
Потянул дверь и оказался в холле. Было чисто, изящно и пустынно. Он бросил сумку у двери и свернул направо. Коридор шел полукругом и был похож на лабиринт. Дим даже пожалел, что охранники не провели его внутрь и не сообщили ей о госте.
И вдруг сердце стало колотиться так, что он остановился. Бесполезно было идти вперед и толкать двери комнат. Дом навалился всей своей величиной, надеясь расплющить его. Высокие потолки словно осели.
– Таня! – закричал он.
Никто не отозвался.
– Таня, где ты?
Так бывает страшно маленьким детям, которые в темноте играют в прятки, а потом боятся оглянуться назад, подозревая у себя за спиной темную фигуру призрака.
– Таня! – снова позвал Дим.
Где-то впереди хлопнула дверь и послышались шаги. К нему вышла худенькая, коротко стриженая и испуганная девочка.
– Кто здесь? – спросила она, глядя на гостя.
– Таня..., – узнал ее Дим. – Где твои волосы?..
И вдруг она зарыдала. Бросилась к нему и обхватила руками. А он гладил ее стриженую голову и чувствовал, что ветер, который жил в ее волосах, стал бездомным и превратился в страшную разрушительную силу, готовую перевернуть все вокруг и разбить весь мир на осколки, обломки, камни и пыль.
Плакать уже было неловко, а слезы все текли по лицу, и она продолжала их размазывать ладонями, и руки уже были мокрыми со всех сторон. Наконец, Таня опустилась в кресло и кивнула Диму, предлагая присесть.
– Вот глупая жизнь... Думала, никогда больше тебя не увижу. И надо же... Надо же... Ты как здесь оказался? – спросила, смахнув последнюю слезинку.
– Приехал, – ответил Дим, понимая, что она даже не догадывается, что он приехал ради нее.
– И когда уезжаешь?
– Никогда. Я к тебе приехал.
Она не ответила. Вскинула еще влажные глаза, но ничего не сказала.
– Чтобы мы были вместе, – добавил Дим.
Все нежные слова, которыми он собирался описать свое чувство в поезде воображаемому попутчику, вылетели навсегда из головы. Может, тот самый бездомный ветер подхватил их и разбросал по миру, вываляв в пыли, чтобы ни одно слово никому не пригодилось.
– Что это значит? – спросила Таня неожиданно резко.
– Это значит... Я тебя люблю.
Ее слезы вмиг высохли, и глаза заблестели как-то иначе, другим, не влажным, а пустынно-сухим, злым блеском.
– И что будем делать? – снова спросила она.
Дим вдруг перестал ее узнавать. Показалось, что совсем другая девушка сидит перед ним – не та, которой он хотел сказать эти слова и даже не та, кторая плакала минуту назад.
– Поженимся, – все-таки закончил он.
– Поженимся? Мы с тобой? – переспросила она.
– А что? – не понял Дим.
Она встала и подошла к окну. Потом вернулась, прошла мимо него и подошла к другому.
Дим не мог понять, что заставило ее плакать так горячо, увидев его, и что заставляет теперь биться в окна, как птицу, потерявшую навсегда свободу.
– Ты сказала тогда, что надо строить дом, сажать деревья и растить детей, – напомнил Дим. – Мне никогда не хотелось этого до тебя...
– Это не я придумала, – перебила вдруг она.