Вопросы

– Я знаю, что это не ты придумала. Но пока ты не сказала, я в это не верил...

– Я тебе другое скажу. Это сложнее, чем воевать. Это не всем дано. Мне этого не дано. И тебе тоже.

– Почему?

– Потому что я – гувернантка, нянька. А ты – уличный фотограф. Какое у нас может быть будущее? Какой дом? Какой сад? Какие дети? С тобой я все равно не смогу бросить работу…

– Но я не прошу тебя ничего менять...

– А если ты не просишь меня ничего менять, зачем тогда ты мне нужен?

Она обернулась и посмотрела ему в глаза.

– Прости меня...Ты приехал сюда... напрасно. Моя жизнь уже состоялась – вот такая, какая она есть. Я привыкла так жить. Привыкла к чужому дому, к чужому саду, к чужим детям, потому что своего у меня ничего никогда не будет. И даже то, что мне не принадлежит, я могу легко потерять. А терять я не хочу. Я слишком много теряла в жизни. Я одна, мне некому помочь. И ты мне ничем не поможешь...

– Поэтому ты так плакала? – догадался Дим.

– Да, – ответила она спокойно. – Поэтому я плакала. Оплакивала свою мечту о молодом муже, о собственном доме и собственных детях, которые называли бы меня мамой, а не тетей Таней. Но этого в моей жизни не будет. Этого для меня нет. А ты – сам по себе – может, и найдешь что-то другое, может, даже что-то выстроишь. Без меня.

Он поднялся.

– Спасибо тебе, Дима, – добавила она. – Ты хороший человек. И ты очень красивый. Я рада, что увидела тебя еще раз.

Он вышел из дома, ничего не чувствуя, кроме резкой боли в глазах. Солнце не рассеяло черноты, откуда-то наплыли темные лица охранников и склонились к Диму.

– Ну, ничего не спер?

И, наконец, прорвался солнечный свет. Парень толкнул в плечо.

– Оклемался?

– Так, помутилось... Кто она ему? – спросил он о Тане.

– Выготцеву? Девка его. И за малыми смотрит. Но не шлюха, правда. Только с ним таскается. За шмотки там, за брошки, как обычно. С другими не путается. Он говорит – классная девка, все, типа, феерично.

– А он старый?

– Старый, лет шестьдесят пять. Но бодренький дед, – ухмыльнулся парень, позабыв обыскивать сумку Дима. – Ничего, веселый. И бабла завались. Весь комбинат – его, вся сталь в стране – его.

– И дым над городом его? – Дим поднял глаза к солнцу.

– Дым? Его. Без этого нельзя. Но здесь – чистая зона. Ветер здесь все время с моря.

Он не дослушал про ветер и побрел к трассе, пытаясь как можно дальше уйти от роскошных коттеджей. Но они все тянулись, словно гнались за ним. Дим остановил попутку, и водитель, посмотрев в его грустное лицо, начал рассказывать о перипетиях своей личной жизни, о том, как жена изменила ему по пьяни с братом. Непонятно было, чей это был брат и кто именно был пьян, но Дим не стал уточнять.

– Куда тебе? На вокзал? – водила покосился на дорожную сумку Дима.

Дим покачал головой.

– Нет. Пойду в порт грузчиком, буду дышать чистым морским воздухом. Будем с ней держаться за руки, а потом поженимся.

– Значит, в порт?

– Нет.

Дим вышел в центре и сел на скамейку. Боль притупилась, перед глазами рассвело. Он понял, что никуда не уедет из этого города, потому что этот город – тупик, тупее которого нет. Это кладбище всех иллюзий. Здесь не может быть ни новой, ни старой жизни. Здесь вообще не может быть никакой жизни, и поэтому Диму следует остаться здесь, чтобы не искать ничего больше.

И как только он это решил, боль как отрезало. Словно сто лет прошло со времени его разговора с Таней. Он поднялся со скамейки и потянулся до хруста костей, закинул сумку на плечо и пошел осматривать окрестности.

На улицах было мало открытых витрин, было мало плитки на тротуарах, но жил город в обычном ритме – в ритме автомобильных выхлопов, графиков работы супермаркетов, часов пик общественного транспорта и колебаний курса валют. Здесь люди не ценили деньги меньше, чем в столице, здесь ни доллар, ни евро не стоили дешевле. И здесь так же никто не собирался строить свою жизнь по законам сердца, а исключительно – по законам конъюнктуры рынка, по мотивам рекламных слоганов, по предсказаниям  астрологов и прогнозам синоптиков.

И Дим подумал, что если здесь все, как в столице, то и здесь, пожалуй, существует то дело, которое он знает лучше всего на свете и с которым попытался завязать так поспешно. И здесь, пожалуй, с учетом курортного бизнеса у этого дела должны быть очень хорошие перспективы. И Дим не будет здесь лишним, потому что его карьера – от курьера до держателя точки – научила его многому. И здесь наверняка, найдется для него памятник какому-нибудь герою мировой войны, которого при жизни любили все девушки, а после героической смерти обсирают все голуби мира.

12. ЗАЧЕМ ЛЮДИ ПЬЮТ ВОДКУ?

Больше не было ни одной слезинки, даже во рту пересохло, и язык прилип к небу. Даже в голове пересохли все мысли, и стало пусто, ясно и чисто.

Выготцев вернулся к одиннадцати – не очень в духе. Бурчал что-то, стаскивая ботинки, и никак не мог стащить. Таня склонилась и, как ребенку, развязала ему затянувшийся шнурок.

Выготцев вздохнул.

– Спасибо, маленькая. Замотался я что-то. Устал.

– Я вам ванну набрала.

Он поплелся в ванную.