– А ведь не правильно это. Нос на роге намного нужнее, чем рог на носе.
Я молчу, стараясь угадать дальнейший поворот мысли.
– Я так понимаю, что рог на носе не к чему. А вот нос на роге – может пригодиться.
Молчу.
– Рог это ведь для чего? Что-то копать! Так? И нос рядом может пригодиться, чтоб сразу же и нюхать, что выкопал. Вкусно – ешь. Невкусно – дальше рогом копаешь. Так?
Молчу.
– Неужели не понятно, что рог главнее, чем нос. Не выкопаешь, что нюхать будешь?
Молчу.
– Ты, что не понял? Неправильно – «носорог»! Надо – «рогонос»!
– А если и нос и рог одинаково важны, для… Для него? – пытаюсь препятствовать реформе русского языка.
– Тогда «рогонос»!
– А если по алфавиту – «н» сначала, а потом «р». Нос, рог. Значит – «носорог», – отстаиваю привычное.
– А чтой-то ты сегодня его вспомнил? – заполняю паузу.
– Подумал, – полезный зверь этот «рогонос», чтоб картошку копать.
Встал на рядок, рог в землю упер, носом водит, чтоб на картошку не наступить, а вы с папой только идёте и собираете.
– А вы с Матвеем, что делаете в это время?
– А мы с Матвеем сидим, под ногами у вас не крутимся и смотрим на всех вас, – вздохнул Мишка.
Помолчал и добавил: – И думаем о том, какой всё-таки полезный зверь «рогонос».
И сажать картошку с ним легче.
...Только вот за зиму, что посадит, то и съест этот «носорог». Так всю зиму и будет то носом, то рогом крутить! – Мишка стал выбираться из кресла.
– Пошел делиться своими мыслями с отцом и Матвеем, – подумал я.
– Пап! Пап! А утконос...– донеслось уже из другой комнаты.
Первый тайм мы уже отыграли?
– Иди! Твоя очередь, – папа сел в кресло напротив.
– Куда?
– К Мишке. Объясняй, откуда дети берутся. Только учти, что нужно.., – папа показал руками что-то похожее на арбуз, – И учти, что ни слонёнка, ни китёнка аист не поднимет, и придется ещё отвечать, – «кто такой умный, который ребенка на сырую землю среди капусты кладёт?». Заодно и на то, «а если все на работе?»
– Миш! Что хотел? – сажусь на диван в детской.
– От тебя? Ничего.
– Тогда я пошёл?
– Дед–дед прислал?
Молчу.
– Я вот примерно знаю, откуда и как дети берутся. Но не понятно, «зачем». А самое непонятное, – откуда родители знают, что возьмется именно «он», который возьмется, а не «другой»? Или им всё равно? Лишь бы был? Тогда им какая разница, – есть я, вот я, – Мишка похлопал себя по груди, – или нет? Если им было всё равно, буду я или кто другой?
Сидим, молчим.
– Тут немного не так. Родители готовы любить любого того, кто родится. И они любят его до того, как он родился, поэтому рождается уже тот, которого ждали, любили и любят потом.
– Как же можно любить того, кого нет и не было?
Мой мозг, совершенно не готовый к такому повороту диалога, усиленно работает, ища выход.
– Вот скоро зима. Бабочек не будет. Но они же, тебе нравятся? Наступит лето, и они появятся, такие, какие нравятся тебе. И ещё появятся другие, которые тоже тебе понравятся. А сейчас их нет! Но они будут! Ты же представляешь, какие они будут? Вот такие они и будут!
– Да–а–а! До лета ещё долго!
Мишка замолк, о чем-то думая. Я пошел «к себе».
Папа встретил меня дерганьем подбородка вверх.
– Пока терпимо, – я сел на своё место.
– Значит «первый тайм мы уже отыграли»? – папа о чём-то думал и был похож на Мишку.
– Ноль–ноль!
– Слушай! Двадцать первый век! Неужели вы, ученые не можете придумать единую теорию, в которую бы укладывались все их вопросы на эту тему?
– Ученые, наверное, могут! Только она тут же устаревает. И требует доработок и развития. Они впереди теорий всех!
...Пап! А вот вам с мамой было по..., одним словом,–"как всем", кто родится, – я или кто-то другой? – я повернулся к папе.
– О, дал!
Для маразма, вроде, – молод ещё! Для ремня уже, вроде, – стар! Иди чай поставь, и чтоб я больше от тебя таких «дурацких» вопросов не слышал, а то не погляжу на возраст. Договорился! Договорился, – мы уже с матерью что-то не так сделали? Вот я и смотрю, что что-то не так мы сделали! Иди!
Правду говорят, «что старый, – что малый», – услышал я, покорно идя на кухню.
Есть такой зверь – кенгуру...
– Дед! А вот ты знаешь такого зверя – кенгуру?
Внук Миша зашел и «заскорлупонился» в кресло.
– Знаю.
Я разглядываю Мишу, насупившегося и явно чем-то недовольного.
– А этот… эта… кенгуру? Она в Австралии или и в Сахаре тоже живёт?
– Нет только в Австралии.
– А в Австралии на земле там песок, камешки всякие, травинки…да?
– Да.
– А, когда страшно, кенгурёнок с разбегу прыгает в «сумку» к мамке, а там могут быть уже его братья, сестры…? Так?
– Да, так. Кенгурёнок почти год прячется в сумке.
– А когда он уже запрыгнул, как считается – «он в маме» или он «в своём домике»?
– Думаю, что «в своём домике».
Почему-то говорю я.
– А кто в «сумке», которая на животе у мамы, убирается? Кто там пол после детей подметает? Песок там, который к лапам прилип, травку, камешки всякие…?
– Сложный вопрос. Не знаю.
Я подбираюсь весь, чувствуя какой-то подвох и используя дежурную формулу, перевожу всё на «стрелочника».
– Наверное, сам кенгурёнок. А кто ещё? Кто мусорит тот и убирается?