Вопросы теории гибридной войны

2. Новации в организации ВС.

3. Изменения в формах и способах применения военной силы, в военном искусстве на всех его трех уровнях (стратегия, оперативное искусство, тактика).

4. Усилия по обеспечению нового качества личного состава.

5. Повышение эффективности управления войсками, силами и средствами.

Каждый из пяти перечисленных факторов имеет прямое отношение к появлению и развитию феноменов ГВ и СЗ, к формированию СОС и в решающей степени определяет стратегию и тактику взаимодействия в условиях РВД. Степень и механизмы влияния СЗ как ТДГВ на структуру и движущие силы изменений в военном деле еще предстоит определить, однако уже сегодня можно утверждать, что симбиоз ГВ и СЗ должен рассматриваться как один из триггеров (спусковых крючков) очередной РВД, начавшейся в XXI в. Предыдущий этап РВД был связан с появлением ЯО в середине сороковых годов прошлого века, что привело к радикальному пересмотру стратегии, оперативного искусства и тактики ведения войны.

Особенностью современного этапа РВД является ее развитие по двум трекам, связанным с разработкой и внедрением в войска высокоточного оружия в обычном и ядерном снаряжении и появлением ГВ как нового вида межгосударственного противоборства.

Все более важным компонентом нынешнего этапа РВД стало бурное развитие многообразного нелетального оружия, которое используется в самых различных невоенных действиях армии.

Новые импульсы развитию качественных изменений в военном деле придаёт необходимость совершенствования доктрины сдерживания в условиях роста киберугроз, появления технологий ИИ и его применение в силовых и несиловых операциях, использование информационно-коммуникационных технологий в военно-политических целях, появление технологических угроз, связанных с цифровизацией и усилением фактора цифровых технологий в организации и манипулировании протестными движениями, развитие нейронных сетей и сетецентрических технологий и т. д. Мини-революцию в военном деле произвело появление военных беспилотных летательных аппаратов (далее — БПЛА), технологиями производства которых обладают около ста государств. БПЛА уже сегодня во многом меняют тактику и стратегию ведения войны. Особую опасность в этой связи представляет развитие технологий боевых дронов, действующих в связке с пилотируемыыми истребителями, и так называемых «роящихся» микродронов.

Одним из результатов комплексного исследования проблем взаимодействия стало создание в ВС РФ соединений, способных вести масштабные сетецентрические операции.

Сетецентрический принцип предполагает, что все участники боевой операции становятся частью одной сети передачи данных, что позволяет достичь информационного и коммуникационного превосходства над противником.

Развитие военной техносферы на фоне хаотизации международной обстановки и фактического краха глобализации по-новому ставит вопрос о прогнозировании и стратегическом планировании внешней политики государства и совершенствовании его способности применять наступательные и оборонительные меры силового и несилового характера с опорой на СЗ.

Воздействие военной техносферы на военно-политическую обстановку, на военную стратегию и способы ведения боевых действий и организацию взаимодействия становится все более многоплановым и многомерным, а политики и военные испытывают возрастающую потребность в достоверных военно-политических и военно-технических прогнозах. При этом достаточно общим является мнение о бесперспективности разработки долгосрочных прогнозов в условиях крайней неопределенности и растущей хаотизации международной обстановки.

Глава 2 ФАКТОР КРИТИЧНОСТИ В ТЕОРИИ ГИБРИДНОЙ ВОЙНЫ

2.1. Узлы критичности

Для большинства работ зарубежных авторов по стратегиям СЗ характерно понимание хаоса как «управляемого» явления. В связи с этим политики и военные воспринимают теорию хаоса как новый инструмент продвижения своих национальных интересов в межгосударственной борьбе под предлогом демократизации современного мира и распространения либеральных ценностей[60]. Остальные страны, включая Россию, рассматривают применение технологий «управляемого хаоса» как всеобщее бедствие, способное привести к глобальной катастрофе.

Американскую стратегию использования критичности в национальных интересах США откровенно обрисовал в 1998 г. один из разработчиков концепции «управляемого хаоса», американский стратег-геополитик и дипломат Стивен Манн: «Я хотел бы высказать одно пожелание: мы должны быть открыты перед возможностью усиливать и эксплуатировать критичность, если это соответствует нашим национальным интересам — например, при уничтожении иракской военной машины и саддамовского государства. Здесь наш национальный интерес приоритетнее международной стабильности. В действительности — сознаем это или нет — мы уже принимаем меры для усиления хаоса, когда содействуем демократии, рыночным реформам, когда развиваем средства массовой информации через частный сектор»[61].