Само собой, что именно в постоянном недомогании крылась причина и объяснение тому, что до сих пор ему больше не случилось испытать что-то, подобное феерии с Ожье на «Магдалене»! Ведь Ксавьер был умелым и опытным в постели, а тело юноши, помнившее, что удовольствие ему доставалось нечасто, загоралось легко, — отрицать последнее не имело смысла после того, как любовник из ночи в ночь предоставлял ему исчерпывающие доказательства. Увы, костер горел, не грея…
А в душу постепенно стал закрадываться холодок: что если дело было только в этом? Ожье был первым, кто показал ему, сколько оказывается радости может быть в том, чтобы отдавать себя. Такое не забывается, как первый взгляд для внезапно прозревшего, и первый глоток воды для пересекшего пустыню. Помнится, в те дни он просто пребывал в эйфории, заходясь восторгом от каждой мелочи… Возможно, все остальное, что терзало его долгие месяцы, — лишь вполне естественная привязанность из благодарности за спасение и беспримерную доброту к себе? Если прикормить бродячую тварь, она тоже будет урчать и ластиться к рукам в обмен на новую подачку… А он тогда не слишком отличался от ободранной, оголодавшей и почти совсем одичавшей тварюшки, не даром Ожье называл его зверенышем.
Горечь наполняла сердце и подступала к горлу, но Равиль мучительно пытался найти объяснение не оставляющей его глухой тоске, и придумать себе оправдание. Наверное так — ярко и остро — все же не должно быть, слишком много, слишком больно… И хорошо, что между ним и Ксавьером ничего подобного нет… Как нет жалости, опеки и ответной признательности, слепого и неодолимого влечения.
Безумный жар и фейерверк страсти? Он просто немного устал… От этого в том числе, иначе бы не уехал: чересчур много сил отняли душевные бури, чтобы желать снова в них окунуться, пусть и с другим человеком! К тому же, не стоит наглеть снова и начинать привередничать.
Не чувствуя, что запутывается все больше, Равиль был не так уж неправ. И на камнях растут деревья, случается, что любовь перерастает безразличие. Но чтобы так произошло, все же необходимо хотя бы самое малое зернышко, которое тоже не появляется само по себе. В противном случае нелепо ждать цветущего сада.
Что ж, терпения и упорства Равилю было не занимать, зато у кого-то оно давно подошло к концу. Рыжий лисенок не то чтобы наскучил молодому Ташу, даже наоборот, раззадоривал все больше, но надежд пока не оправдывал. Да, парень показал себя способным, хватким и скорым на решения. Дела шли настолько успешно, что опытный делец определил для себя это направление, как основное, и чтобы наладить постоянное партнерство, грозившее обернуться немалой выгодой, решил задержаться дольше, чем планировал вначале, даже приобретя небольшой дом.
Однако, возвращаясь к красавчику Полю, во весь рост вставал вопрос — он что, мальчишку зазывал управляющим, поверенным, помощником и так далее?! Ксавьер привык вести дела сам и никому их не доверял полностью, проверяя и перепроверяя. Единственное же, что требовалось от хорошенького рыжика — это направить свои титанические усилия в несколько иное русло и добросовестно радовать любовника в постели. Тем более что, как он узнал, отговорки о неопытности в отношении «лисенка» не пройдут ни при каком условии, мог бы и постараться, проявить чуть больше пыла…
Какой там пыл! Как только доходило до того, чтобы скрасить будни самым очевидным и естественным способом — казалось, что перед мужчиной не пробивной парень, да у которого через заднюю дверцу уже проторена дорожка, а Святая Урсула явилась грешнику, не иначе! Зрелище было, прямо скажем, на любителя, удовольствие — и того сомнительнее: член стоит, а личико такое — было б молоко, скисло бы. Не поздновато ли изображать из себя каноника за аналоем, когда задница уже растянута так, что не закрывается, готова в любое время? Малыш Поль что-то чересчур заигрался в невинность!
Разозленный Ксавьер не ограничивал себя ни в выражениях, с удовольствием наблюдая, как мальчишка кусает губы и сводит бровки от обиды, алея румянцем, ни в изредка подворачивающихся развлечениях на стороне. Но поскольку затеянная игра еще не подошла даже к своей середине, а парнишка не сделал ничего, чтобы заслужить снисхождение, Таш действовал тихо и продолжал на людях появляться исключительно со своим рыжиком, позволяя строить о них какие угодно домыслы.
Однако на свете нет ничего бесконечного, и издерганный Равиль вдруг поймал себя на том, что как-то незаметно сложившийся порядок вещей — ему более чем не нравится. Даже роскошные яркие одежды, которые заказывал для него Ксавьер, и драгоценности, которыми тот его увешивал, не могли это изменить.
А может быть, дело заключалось именно в них.
— Мне надоели твои унылые тряпки. Ты собрался в монастырь грехи замаливать, или к племяннику дожа?! — разорялся мужчина. — Раз мы вместе, будь добр не позорить меня и соответствовать моему положению! Одевайся и быстро!
Что-то ало-желтое, выхваченное из рук слуги, летело в лицо.
— И смени выражение! Будто мышь утопилась…