Вопросы цены и стоимости

Однако, возвращаясь к красавчику Полю, во весь рост вставал вопрос - он что, мальчишку зазывал управляющим, поверенным, помощником и так далее?! Ксавьер привык вести дела сам и никому их не доверял полностью, проверяя и перепроверяя. Единственное же, что требовалось от хорошенького рыжика - это направить свои титанические усилия в несколько иное русло и добросовестно радовать любовника в постели. Тем более что, как он узнал, отговорки о неопытности в отношении «лисенка» не пройдут ни при каком условии, мог бы и постараться, проявить чуть больше пыла…

Какой там пыл! Как только доходило до того, чтобы скрасить будни самым очевидным и естественным способом - казалось, что перед мужчиной не пробивной парень, да у которого через заднюю дверцу уже проторена дорожка, а Святая Урсула явилась грешнику, не иначе! Зрелище было, прямо скажем, на любителя, удовольствие - и того сомнительнее: член стоит, а личико такое - было б молоко, скисло бы. Не поздновато ли изображать из себя каноника за аналоем, когда задница уже растянута так, что не закрывается, готова в любое время? Малыш Поль что-то чересчур заигрался в невинность!

Разозленный Ксавьер не ограничивал себя ни в выражениях, с удовольствием наблюдая, как мальчишка кусает губы и сводит бровки от обиды, алея румянцем, ни в изредка подворачивающихся развлечениях на стороне. Но поскольку затеянная игра еще не подошла даже к своей середине, а парнишка не сделал ничего, чтобы заслужить снисхождение, Таш действовал тихо и продолжал на людях появляться исключительно со своим рыжиком, позволяя строить о них какие угодно домыслы.

Однако на свете нет ничего бесконечного, и издерганный Равиль вдруг поймал себя на том, что как-то незаметно сложившийся порядок вещей - ему более чем не нравится. Даже роскошные яркие одежды, которые заказывал для него Ксавьер, и драгоценности, которыми тот его увешивал, не могли это изменить.

А может быть, дело заключалось именно в них.

- Мне надоели твои унылые тряпки. Ты собрался в монастырь грехи замаливать, или к племяннику дожа?! - разорялся мужчина. - Раз мы вместе, будь добр не позорить меня и соответствовать моему положению! Одевайся и быстро!

Что- то ало-желтое, выхваченное из рук слуги, летело в лицо.

- И смени выражение! Будто мышь утопилась…

В такие моменты действительно хотелось прыгнуть из окна и утопиться в канале: подобным Равиля еще никогда за всю жизнь не упрекали, и он не знал, радоваться тому, что теперь ему в вину ставят излишнюю скромность, либо же переживать по поводу постоянной необъяснимой раздражительности Ксавьера. До поры, ничего не понимающий юноша послушно натягивал подобранные любовником вещи, убеждая себя, что везде свои правила. Если Ксавьер хочет видеть рядом с собой ошеломительно яркого красавца - почему нет?

Но было во всем этом что-то неправильное, что не давало ему успокоиться. Понятно, что Таш далеко не простой горожанин с улицы, и должен выглядеть соответствующе. Как и сам Равиль, раз уж его представляет и сопровождает. Само собой, что он абсолютно не собирался отрицать, что они любовники - не бояться осуждения всех и каждого, для юноши тоже значило многое. Но к чему кричать об их так называемой «связи» к месту и не к месту, подчеркивать ее при каждом удобном и неудобном случае? Чувствуя себя практически раздетым и выставленным на помост, Равиль снова попытался донести до своей второй половины мысль, что ему не нравится, когда на него так смотрят. Так откровенно…

- Мне нравится! - довольно благодушно оборвал его Ксавьер, с усмешкой отмечая плотоядный взгляд синьора Пини, щупавший обтянутые чулками стройные бедра его юного спутника и округлые маленькие ягодицы под короткой курточкой.

Э, нет, синьоре, позже - может быть, а пока - в очередь!

- Посмотри же, никого красивее тебя здесь нет, малыш, - мужчина немного подсластил пилюлю нежной, почти интимной улыбкой.

И Равиль смолчал, сдержав язвительный вопрос: если никого лучше нет, и я тебе так нравлюсь, с чего тогда от тебя несет чужими духами? Но уж очень последнее напоминало придирки ревнивой жены…

Юноша молчал и продолжал дальше упражняться в терпении. Если бы оно было сталью - давно превзошло бы по крепости дамасскую: ситуация повторялась все чаще, хотя возможно, он просто стал обращать больше внимания не на слова, а на поступки.

Вывод был не утешительный. Ксавьер выставлял его как призового жеребца, хвастаясь хорошеньким молоденьким любовником, как хвастаются лучшей гончей в своре или новым костюмом к лицу, и вскоре стало уже невозможно отрицать, что лисенок Поль проходит по той же категории, что и другие «молодые и красивые»…