Вопросы цены и стоимости

В груди тонко кольнуло, и Равиль усилием воли встряхнул себя: что толку бесконечно перебирать утраченное! Есть здесь и сейчас, и вместо того, чтобы мучить себя попусту, домысливая возможное и невозможное, либо решать что-то окончательно и бесповоротно, необходимо поговорить спокойно, объясниться. Ведь Ксавьер вначале вел себя совсем иначе: ухаживал, уговаривал, и, предоставив убежище, не воспользовался обстоятельствами. Он должен понимать, что есть огромная разница в том, чтобы просто быть вместе с близким и дорогим человеком, не боясь, что тебе плюнут вслед, и тем, чтобы считаться чьим-то любовником-содержанцем!

Юноша вздохнул и устало прикрыл веки, откидываясь к стене. Голова болела невыносимо, и что-то делать, решать, куда-то идти - казалось изощренным способом самоубийства.

- Яфет… - старчески дребезжащий голос вернул его от грани забытья, и Равиль с досадой подумал, что даже заберись он на самую высокую гору, желая побыть в одиночестве и собраться с мыслями, обязательно кто-нибудь будет маячить поблизости.

- Яфет?! Яфет! Хедва, Хедва посмотри же… Мой Яфет! - продолжал разоряться прохожий.

Поминая про себя последними словами и неизвестного Яфета и назойливо причитавшего почти над самым ухом старого осла, юноша через силу выпрямился, открывая глаза, и тут же вскочил: оказывается, старик стоял всего в нескольких шагах, бормоча в седую бороду и протягивая прямо к нему дрожащие руки. Голова у него тряслась, а в выцветшие глаза блестели от слез. Еврейка, скорее моложавая, чем молодая, тщетно пыталась его увести, и не надо было напрягать ум и познания в языках, чтобы догадаться, что она может говорить:

- Пойдем, отец, идем же… Ты ошибся!

- Яфет… - не обращая на нее внимания, старик сделал шаг к опешившему юноше, и Равиль невольно отшатнулся.

В этот момент женщина тоже обернулась в его сторону и, забыв обо всем, замерла, прикипев взглядом.

- Вы обознались, - почему-то с голосом, отступающему все дальше от них юноше удалось справиться не сразу, такое напряжение было в устремленных на него взглядах почти одинаковых глаз. Но он закончил вполне уверенно, извиняющееся покачав головой, - вы ошиблись, у меня другое имя. Меня зовут… Поль. Паоло, по-здешнему.

Равиль успел спохватиться и прикусить язык в последний момент, вспомнив об осторожности. К тому же, к паре присоединился еще один человек, лицо и имя которого оказались знакомыми. Почти подхватив старца под руки, мужчина обратился к тому на более понятном языке, обдав волной неприязни слегка поклонившегося ему в знак приветствия юношу.

- Идем, отец! Молодой человек ясно сказал, что его зовут иначе…

Патриарха уже уводили под руки, но он все пытался что-то объяснить своим детям и безнадежно порывался вернуться, заговорить с мнимым Яфетом.

Удивленному происшествием Равилю оставалось только в недоумении пожать плечами. Старый еврей был явно не в себе, а у него хватало тревог и без семейных тайн синьора Бенцони. Лишь презрение, которым щедро окатил его банкир, задело юношу куда глубже, чем хотелось бы, вновь вернув размышления к причине вынужденной и затянувшейся прогулки.

***

Даже если человек пришел к какому-то решению - это еще не значит, что он полон решимости его осуществить. Решения, как и люди, и ситуации в которые они попадают, бывают разные.

А бывает, что вмешиваются другие обстоятельства, и решимость попросту выдыхается, как духи из незакрытого флакона. Вернувшись домой, Равиль обнаружил, что Ксавьер еще не возвращался, и, чувствуя, что не в силах сколько-нибудь откладывать разговор, сам отправился на его поиски. Увы, результат оказался плачевным и абсолютно иным, чем можно было предположить: мужчину он не нашел, зато, судя по всему, нервозность, накопившаяся усталость в купе с проклятой промозглой сыростью совместными усилиями доконали юношу.

Голова не только болела, но и кружилась. Стянув с себя промокшую одежду и башмаки, Равиль выцедил едва ли не пинту горячего глинтвейна и забрался в постель, проспав как убитый до следующего полудня. Однако подсказанное сердобольным Бенито средство не помогло, потому что проснувшись юноша почувствовал себя только хуже: очень хотелось пить, а вот мысль о еде вызвала лишь тошноту, и его неудержимо трясло даже под двумя одеялами. Не чувствуя, но догадываясь, что у него наверняка сильный жар, Равиль был вынужден признать, что все-таки слег, и послать за лекарем, раз уж никто не позаботился этого сделать пока он спал.

По счастью, тот оказался человеком серьезным не для показушности, не в пример памятному метру Пари, и прежде, чем справиться об оплате, убедился чем он может помочь.

- Что же, вы здесь совсем один? - сурово поинтересовался врачеватель, видимо сочтя немногочисленных слуг не стоящими упоминания.

- Не совсем, - утонув в подушках, Равиль слабо улыбнулся его неодобрительному тону, - но мой…

Он запнулся, не зная, какое слово лучше употребить, что само собой не прошло мимо внимания лекаря, и тот нахмурился еще больше.

- Мой товарищ, - нашелся юноша, - не любит лишних хлопот.

Мужчина только хмыкнул на это пояснение.