Вор

Волшебник со скучающим видом пожал плечами.

– Рассказывайте, – велел я. – А не то встану и придушу вас одной рукой. О чем говорилось в посланиях?

– Королева Аттолия шлет королевскому вору наилучшие пожелания и выражает надежду, что когда-нибудь будет иметь честь приютить его у себя на более долгое время.

От мысли об этом меня аж передернуло.

– Она знала, кто ты такой?

– Догадывалась. Мы встречались лишь мимоходом, но она осведомлена о моей репутации лучше вас.

– Она замышляет утонченную месть, – сказал волшебник.

– А вы?

– Замышляю ли я утонченную месть? Нет, не могу придумать ничего достойного.

Я опять рассмеялся.

– Я имел в виду, вы хотя бы догадывались?

Волшебник грустно вздохнул:

– Нет, ничуть. По крайней мере, до той минуты, когда по твоему велению поперек Сеперкии неожиданно возник мост. Тогда я заподозрил, что, наверное, не случайно заблудился в темноте. И затем мне показалось, что стражники на каменном мосту тебя узнали. Они почему-то совсем не удивились твоему появлению. Сомнения развеялись, когда капитан сказал: «Добро пожаловать в Эддис» – сказал так, словно ты вернулся домой и привел меня и Софоса в гости. А тот, первый мост – ты знал, что он будет там?

– Я каждый год после половодья хожу туда и устанавливаю ствол дерева. Так делал еще мой дед, пока был жив. Ему нравилось проникать в Аттолию так, чтобы никто не догадался, что он пришел из Эддиса.

– А Поль давно обо всем догадался, – подал голос от окна Софос.

– Да, – подтвердил волшебник. – Когда мы смотрели, как ты дерешься мечом Софоса, он шепнул, что тебя наверняка обучали в Эддисе. И только недавно я понял, о чем он говорил.

Я так и знал, что Поль давным-давно меня раскусил. Понял, наверное, в тот момент, когда я машинально поблагодарил его за ягоды привычными мне словами. Если бы не наседали аттолийцы, если бы он не был уверен, что Дар упал в ручей, то ни за что не отпустил бы меня, не обыскав.

Но поскольку он не рассказал волшебнику о своем открытии, то, вероятно, ожидал, что в горах я незаметно сбегу, и не собирался мне мешать. У него были два приказа – оберегать Софоса и доставить Дар. Возвращение эддисского королевского вора в его обязанности не входило, и Поль, думаю, не видел причин выходить за рамки своих полномочий. Должно быть, он относился ко мне с той же приязнью, что и я к нему.

– Мне кажется, Амбиадес тоже догадывался, – сказал я. На краю пустоши мы с ним невольно обменялись информацией. Я догадался, что Амбиадес работает не только на волшебника, но и на кого-то еще, а он понял, что рыбак рыбака видит издалека – один мошенник сразу раскусит другого.

Волшебник покачал головой:

– Амбиадес был умен. Жаль, что при этом он оставался таким дураком – только и мечтал о деньгах, о власти, о почете… Он мог бы стать прекрасным волшебником, если бы хоть на миг забыл, что он внук герцога.

На миг мы притихли, погрузившись каждый в свои мысли о честолюбии. Мне вспомнился Поль – кажется, он был полностью лишен этого чувства. Надеюсь, он получил хоть каплю удовлетворения, столкнув Амбиадеса с горы. Честно говоря, я бы и сам с удовольствием его столкнул.

Наконец волшебник произнес:

– Подумать только! Я отлупил хлыстом королевского вора.

Я улыбнулся и поведал ему, что отлупить королевского вора – не такая уж редкая заслуга.

– Неужели? Ты хочешь сказать, что здесь, в горах, все владеют мечом столь же мастерски, как ты?

– Да, но обычно я не дерусь на мечах. – Я объяснил, что не держал меча в руках два года, с тех пор как порвал приказ о зачислении меня в эддисскую гвардию. В пылу спора с отцом я поклялся перед немалым скоплением народа, что не возьму в руки меч, если только моей жизни не будет угрожать опасность.

– Ты устал, – сказал волшебник, помолчав. И не ошибся. – Мы пойдем.

– Погодите, – остановил я его. – Вы еще не рассказали, о чем написал в своих посланиях король Саунис.

Волшебник покачал головой:

– Об этом тебе расскажет королева.

Я проследил его взгляд – оказывается, она уже давно стояла рядом.

На ней было зеленое платье из переливчатого шелка, тесноватое под мышками. В нем она походила на павлиниху, облачившуюся в наряд своего более мелкого супруга. Мой брат Теменус, когда им было по одиннадцать лет, на тренировке по фехтованию сломал ей нос, и получившаяся горбинка придавала ей спокойную невзрачность, более привлекательную, чем вся красота королевы Аттолии, но она об этом не догадывалась и переживала из-за того, что народ, по ее мнению, заслуживал более благовидной королевы. За пять лет правления она завоевала любовь и преданность подданных. Я объяснял, что люди считают ее очаровательной и им все равно, что на ней надето – самое простое платье или те изысканные наряды, в какие пытаются ее втиснуть придворные костюмеры.

Королева шевельнула губой, глядя на меня, словно напоминала, что, раз уж ей не дано быть красавицей, она обязана слепить глаза своей пышностью. Я нахмурился: видно, за время отсутствия все мои добрые советы были забыты.

* * *

Волшебник принес извинения за то, что удалился в разгар беседы, но королева лишь отмахнулась, села на кровать и взяла меня за руку.