Вор под кроватью

— Простите, ради бога, не уверен, что правильно набрал номер. Мне нужен Клиффорд Мейпс, композитор.

— Никогда о таком не слышал, — пробурчал Мейпс. — Я даже не знал, что в Нью-Йорке есть композитор по фамилии Мейпс. Какую музыку он сочиняет?

— О, он сочиняет не музыку, — сказал я, — он просто гений по части лимериков. Он их сочиняет.

— Что же, удачи ему, — бросил Мейпс и повесил трубку.

Я развеселился и около получаса старательно придумывал рифмованную сагу о бедняге по имени Мей-псссс, который «страшный был дуралей-пссс». У него бабла увели «аж целый кейс-псссс» (или, для точности, двести тридцать семь тысяч баксов), и теперь он «в полной жопе-йпссс». Мне всё сложнее стало находить рифмы, и я бросил это занятие. Если хотите, сами можете придумать продолжение. А мне некогда.

Ещё я несколько раз звонил на номер, который мне продиктовал Марти, и слушал записанный на автоответчик голос Марисоль Марис, предлагающей мне оставить ей сообщение. Голосок у неё был действительно приятный, и в нём не чувствовалось акцента, ни латышского, ни пуэрто-риканского. Она разговаривала как обыкновенная симпатичная американская девушка.

Я не стал оставлять ей сообщение, хотя обычно делаю это, — не счёл нужным проверять, подходит ли она к телефону, когда звонят с незнакомого номера. Она ведь была начинающей актрисой, а такие не упускают ни одного телефонного звонка в надежде на ещё одно прослушивание, на ещё один просмотр. Если она не отвечала, значит, её не было дома, но она была и не с Мейпсом, который в настоящее время бродил по своему особняку, пытаясь не думать о лимериках, в коих главную роль играл он сам.

Я пошёл на северо-запад, пересёк Таймс-сквер, каждый раз останавливаясь у телефона-автомата, чтобы набрать её номер, и держал палец наготове, нажимая на рычаг при первом сигнале автоответчика. Если делать всё быстро, можно получить обратно свои монеты. Мне не повезло только раз — что удивительно само по себе, поскольку в Нью-Йорке уличные таксофоны не спешат возвращать монеты, даже если тот, кому вы звоните, вообще не снимает трубку.

Я так разыгрался, что, позвонив Марисоль из автомата на углу Девятой авеню и 46-й улицы, сразу же дал отбой и забрал выпавшие назад монеты и только потом сообразил, что мне ответил живой человеческий голос. Да, он был похож на голос с автоответчика, но это была Марисоль собственной персоной. Я снова набрал её номер.

— Слушаю! — сказала она довольно раздражённо.

— Простите, — извинился я. — Я звонил минуту назад, но нас разъединили.

— Я и не поняла, что случилось.

— Хорошо, что вы дома, — выпалил я, пока она не успела опомниться. — Пожалуйста, никуда не уходите. Я буду буквально через пару минут.

Я помчался вперёд на всех парах. Её дом в точности соответствовал стандартам Адской Кухни, на каждом этаже располагалось по четыре квартиры, рядом с 3-С значилось «Марис».

— Это я! — произнёс я в домофон, и не соврал. Видимо, мои слова показались ей вполне убедительными, потому что она сразу открыла входную дверь.

Я взлетел на третий этаж, дверь под номером 3-С распахнулась, как раз когда я собирался постучать. Молодая женщина, открывшая мне, была высока ростом, стройна и отличалась тем, что мы привыкли называть «природной грацией движений». У неё были большие голубые глаза (наследство отца-прибалта), русые волосы и смуглый оттенок кожи. Особенно меня поразили её пухлые чувственные губы — при взгляде на них сердце любого мужчины сжалось бы от предвкушения всех грешных радостей, которые она могла ими доставить.

Марисоль выглядела испуганной.

— Кто вы такой? — запоздало воскликнула она. — Почему врываетесь ко мне? Что вам надо?

— Меня зовут Берни Роденбарр, — сказал я, — и я хотел бы поговорить с вами о Валентине Кукарове.

Марисоль отступила на шаг, закрыла рукой свои прелестные губки, которые начали предательски дрожать, и вдруг разрыдалась.

Глава 33

Я вышел от Марисоль после десяти вечера, прошёлся по 9-й авеню и поймал такси. Сегодня я наездился на такси вволю. Иногда, по многу недель кряду, мне и в голову не придёт воспользоваться такси, а потом вдруг как прорвёт… Ловлю их направо и налево.

У «Парсифаля» я велел остановиться и вылез из машины прямо перед носом у молодого человека с круглыми совиными глазами, который выглядел совершенно обалдевшим — то ли оттого, что ему перепало свободное такси, то ли от симпатичной спутницы, которая вроде бы собиралась разделить его с ним. Я пожелал им счастливого пути и направился в бар.

Была смена Сигрид, которая горделиво стояла за стойкой, подливая спиртное толпе усталых клерков, пьющих свои коктейли с видом «спасибо-тебе-господи-за-то-что-проклятый-понедельник-наконец-то-закончился!». Я огляделся, затем подошёл к стойке и уселся на высокий табурет. Сигрид сразу заметила меня.

— Так, здесь либо «Лафройг», либо «Пеллегрино». В каком настроении мы сегодня?