Вор с черным языком

Едва мы подошли к пролому в каменной стене, что уводил прочь от владений Фульвира, как дом колдуна выдернул из каменистой земли четыре корня размером с дерево каждый, словно это были якоря. А потом этот улей на ножках зашагал в другом направлении под завесой осыпающейся земли, раскачиваясь из стороны в сторону, но каким-то непостижимым образом удерживаясь на слишком узкой для него тропе. Мы отвернулись и пошли дальше, мимо неподвижно лежавшего на земле глиняного человека, мертвого, если только он когда-то был живым. Узенькая струйка крови вытекала из-под него и смешивалась с ручейком дождевой воды, возвращая его душу, если он ее имел, обратно в землю.

Последнее свидетельство могущества Фульвира было самым печальным, хотя и божественным. Болр, молровский бог храбрости, сделал то, о чем не позаботился сам колдун, – попрощался с нами. Маленький медведь с человеческим лицом ковылял рядом, наблюдая за тем, как мы уходим. Я был уверен, что это глупое создание, что под лицом человека прячется медвежий мозг и он не способен ни на что большее, кроме как подталкивать носом тарелку и просить хлеба с маслом. Но когда я уже собирался отвернуться, он помахал мне. А я помахал в ответ. Я глядел в его покрасневшие глаза и знал, что щеки его мокры не только от дождя, зарядившего перед нашим уходом. Он понимал, что его бросили. Фульвир выгнал Болра из клетки, как будто он был просто еще одним ненужным столом, оставленным под дождем. Было бы милосердней убить смешанника, но раз уж Фульвир рассудил, что Болр сможет позаботиться о себе в диком лесу, кто я такой, чтобы лишить беднягу этого шанса? Все мы хотим жить, так ведь? Не знаю, что случилось с Сава’авом и Малмраной, взял ли с собой Фульвир в порыве невиданного великодушия маленького Фотаннона или просто велел одному из человекобыков придушить его. Но едва я успел подумать, что уже не смогу сильней возненавидеть бессердечного старого мерзавца, пусть даже и спасителя мира людей, как музыканты заиграли нескладную противную песню. И я смог.

Я возненавидел его еще сильней.

– Перестаньте играть, пока я не отрубила вам руки, – сказала Гальва.

И они перестали.

Даже если мы направлялись сейчас прямо в лапы великанов и дни наши были сочтены, я понял, что иду туда вместе с правильной женщиной.

53 Стена из воловьей кости

На другой день мы подошли к Стене из воловьей кости, ограждающей и защищающей Молрову. Она называлась так за свою белизну, особенно заметную на фоне темных гор, по которым стена проходила. От этого зрелища захватывало дух, и я невольно ахнул. В массивных камнях, сложенных мастерами из Древнего Кеша, чувствовался намек на магические силы. Трудно представить, чтобы с этим справились сами молровяне. Мы были ближе к великанам, чем когда-либо, так близко, что мне даже почудился в дуновении ветра солоноватый запах, который мог быть только их потом. Или, возможно, мой нос уловил привкус железа, и это была их кровь.

«Нет, наша кровь, – подумал я. – Наша кровь прольется на камни за этими прекрасными стенами».

«Не забудь про дерьмо, – сказал воображаемый голос Малка в моей голове. – Когда кто-нибудь из великанов раздавит тебя, то выжмет все твое дерьмо до последней капли с одной стороны, а ужин – с другой».

«Ты что, двенадцатилетний пацан, чтобы все время говорить о великане в своих штанах и о дерьме в моей заднице?»

«Не я, а ты, – ответил он. – Это все твои драные фантазии. Я ведь умер, правда? А вот ты – жалкое дерьмо незаконнорожденного засранца».

Я посмеялся сам над собой и посмотрел вдаль.

Чтобы пройти через маленькие бронзовые ворота в стене, мы подкупили стражников, троицу унылых придурков с бронзовыми ножами и одеждами из выскобленных тюленьих шкур. Стражники были увешаны драгоценностями, которые они наверняка вымогали у беженцев, идущих на восток. У одного из них были черные руки и шрамы на губах, как будто ему когда-то зашивали рот.

Стена была такой толстой, что ворота больше напоминали тоннель, темный, как сама смерть, и такой холодный, что пар шел изо рта. Оказалось, что горный хребет, который мы пересекли, всего лишь первый, хотя и самый большой из великого множества других, прижавшихся к соседям, высоких, мощных и укрытых снегом. Они обещали нам камнепады и завалы на дорогах. Каждый из нас выругался на свой манер, и мы пошли дальше, а за нашими спинами опустилась бронзовая решетка.

Не раз и не два нам приходилось сворачивать с тропы, чтобы пропустить потоки беженцев, благодаривших своих богов за то, что смогли сбежать из страны, в которую мы так дерзко направлялись. Жители Аустрима были отчаянные вояки, светловолосые, сероглазые потомки ганнских налетчиков, которые приплывали на кораблях в Храву и поднимались дальше по аустримским рекам в Эпоху пепла. Это происходило сразу после Тряса, вызвавшего подземные толчки и огромные, разрушающие целые города волны, поглотившие Древний Кеш.