Это был старинный длинный вигвам. Где еще станет жить Война? Но Смерть заметил разросшийся на крыше плющ и подумал, что Война раньше никогда бы не допустил такого. Его начал терзать червь сомнения.
Войдя внутрь, Война снял шлем, в то время как раньше остался бы в нем. А скамейки вокруг огня были бы заполнены войнами, и воздух душен от запаха пива и пота.
— Привел старого друга, дорогая, — сказал Война.
Миссис Война что-то готовила на модной черной плите, которая, как заметил Смерть, была установлена в яме для огня, и чьи сияющие трубы были протянуты вверх к дыре в крыше. Она кивнула Смерти, как жена кивает человеку, которого муж, не смотря на все предупреждения, ни с того ни с сего вновь приводит домой из бара.
— У нас будет кролик, — сказала она и добавила голосом обманутой супруги, которая потребует расплаты позже. — Я
Большое красное лицо Войны сморщилось.
— Я люблю кроликов?
— Да, дорогой.
— Я думал, я люблю говядину.
— Нет, дорогой. От говядины у тебя ветры.
— О, — Война вздохнул. — Может хоть лук будет?
— Ты не любишь лук, дорогой.
— Правда?
— Желудок, дорогой.
— О.
Война смущенно улыбнулся Смерти.
— У нас сегодня кролик, — сказал он. — Мм… дорогая, я выезжаю на Апокалипсис?
Миссис Война сняла крышку с кастрюли и злобно потыкала что-то внутри.
— Нет, дорогой, — твердо сказала она. — Ты всегда простываешь на сквозняке.
— Я думал, я вроде, э,
— Нет, дорогой. Не любишь.
Не смотря ни на что, Смерть был восхищен. Ему в череп никогда не приходила мысль держать свои воспоминания в чужой голове.
— Может, я люблю пиво? — рискнул Война.
— Ты не любишь пиво, дорогой.
— Нет?
— Оно вызывает у тебя проблемы.
— А. Уф, а что я думаю по-поводу бренди?
— Ты не любишь бренди, дорогой. Ты любишь овсяный напиток с витаминами.
— Ах, да, — уныло сказал Война. — Я забыл, что люблю его.
Он робко глянул на Смерть.
— Он ничего себе, — сказал он.
— Я МОГУ ПЕРЕГОВОРИТЬ С ТОБОЙ — сказал Смерть. — НАЕДИНЕ?
Война озадаченно посмотрел на него.
— Я люблю гово…
Миссис Война обернулась и окинула Смерть презрительным взглядом.
— Я поняла, я все поняла, — надменно сказала она. — Но только попробуй сказать ему что-нибудь, что поднимет ему кислотность, ясно?
Миссис Война, вспомнил Смерть, когда-то была валькирией. Это было еще одной причиной быть осторожным на поле боя.
— Тебя никогда не прельщала перспектива женитьбы, старина? — спросил Война, когда она ушла.
— НЕТ. РЕШИТЕЛЬНО НЕТ. НИ ЗА ЧТО.
— Почему?
Смерть смешался. Это было все равно, что спросить кирпичную стену, что она думает о стоматологии. Как вопрос это не имело смысла.
— Я ВИДЕЛ ДВУХ ДРУГИХ, — сказал он, оставив его без ответа. — ГОЛОДУ ВСЕ РАВНО, А ЧУМА НАПУГАН.
— Только мы двое и Ревизоры? — спросил Война.
— ПРАВДА НА НАШЕЙ СТОРОНЕ.
— Если говорить, как Война, — сказал Война. — То не хотелось бы напоминать тебе, что случается с очень маленькими армиями, на чьей стороне Правда.
— Я ВИДЕЛ, КАК ТЫ СРАЖАЕШЬСЯ.
— Моя правая рука уже не та, что прежде… — пробормотал Война.
— ТЫ БЕССМЕРТНЫЙ, ТЫ НЕ ПОДВЕРЖЕН БОЛЕЗНЯМ, — сказал Смерть. Но он уже разглядел обеспокоенное, слегка затравленное выражение в глазах Войны и осознал чем все кончиться.
Быть человеком значит изменяться, понял Смерть. Всадники
Дело в том, что ни у чего
Опять новые формы поведения. Усложнение всегда проявит себя. Все изменилось.
— СЛАВА НЕБЕСАМ, — подумал Смерть. — ЧТО Я СОВСЕМ НЕ ИЗМЕНИЛСЯ И ВСЕ ТАКОЙ ЖЕ, КАК ПРЕЖДЕ.
Итак, теперь оставался только один.
Молоток остановился посреди комнаты. Мистер Белый подошел и подобрал его из воздуха.
— Неужели, ваша светлость, — сказал он. — Вы думали, что мы не следим за вами? Игор, приготовьте часы!
Игор перевел взгляд с него на Леди ЛеГион и обратно.
— Я принимаю прикафы только от мифтера Джереми, благодарю, — сказал он.
— Наступит конец света, если ты заведешь их! — крикнула Леди ЛеГион.
— Какая глупая мысль, — сказал мистер Белый. — Мы смеемся над ней.
— Ха-ха-ха, — послушно произнесли остальные Ревизоры.
— Мне не нужно лекарство! — закричал Джереми, отпихивая доктора Хопкинса. — И мне не нужно приказывать. Заткнитесь!
В наступившей тишине пророкотал гром.
— Спасибо, — чуть успокоившись, сказал Джереми. — Я надеюсь, я человек разумный и поэтому подойду к этому с точки зрения разума. Часы — это прибор измерения времени. Я собрал идеальные часы, миледи. То есть леди. И джентльмены. Я переверну все хронометрирование.