– Держи крепче. И найди какую-нибудь сумку или еще что – я хочу, чтобы ты взяла как можно больше шоколадных яиц. И крема, и ликеров. Поняла? И помни: у тебя все получится!
О боги, да что ж это такое?! Каким-то образом нужно раскачать эту… женщину.
–
Вновь нареченная Едина подняла залитое тушью лицо.
– Да, это… хорошее имя…
Сьюзен набрала в руки столько конфет, сколько могла унести, услышала какой-то шорох за спиной, обернулась и увидела Едину, стоявшую по стойке «смирно» и державшую в руках, судя по виду, содержимое целого прилавка в…
…каком-то мешке светло-вишневого цвета.
– О. Прекрасно. Разумное применение оказавшегося под рукой материала, – слабым голосом произнесла Сьюзен. А потом как настоящая учительница добавила: – Надеюсь, ты взяла столько, чтобы хватило всем!
– Ты был первым, – сказал Лю-Цзе. – Ты практически все и придумал. Да уж, в прогрессивном мышлении тебе не откажешь.
– Это было тогда, – ответил Ронни Соак. – Все изменилось.
– Стало не таким, как прежде, – согласился Лю-Цзе.
– Взять, например, Смерть, – продолжал Ронни Соак. – Да, согласен, он производит впечатление. Но черное всем идет. А Смерть… В конце концов, что есть смерть?
– Всего лишь долгий сон, – сказал Лю-Цзе.
– Всего лишь долгий сон, – подтвердил Ронни Соак. – Что же касается остальных… Война? Если война настолько плоха, почему люди так увлечены ею?
– То есть, по сути, это хобби, – кивнул Лю-Цзе и начал скручивать самокрутку.
– По сути, хобби, – согласился Ронни Соак. – Если говорить о Голоде и Чуме… Ну, в общем…
– О них достаточно наговорено, – подсказал Лю-Цзе.
– Вот именно. Конечно, голод – страшная вещь…
– …но только в сельскохозяйственном обществе. Поэтому нужно шагать в ногу со временем. – Лю-Цзе сунул самокрутку в рот.
– Точно, – ответил Ронни. – Шагать в ногу со временем. Боится ли средний городской житель голода?
– Нет, он считает, что еда растет в лавках, – сказал Лю-Цзе.
Происходившее начинало ему нравиться. Он обладал восьмисотлетним опытом манипулирования мыслями своих настоятелей, и почти все эти настоятели были
– Сейчас его место занял огонь, вот чего на самом деле боятся горожане, – подлил он чуток масла в несколько иной огонь. – Этот страх возник недавно. Первобытные сельские жители считали огонь благом, помнишь? Он отгонял волков. Ну, сгорит хижина – бревна и земля стоят дешево. Но сейчас человек живет на длинной улице в забитом людьми деревянном доме, и каждый его обитатель готовит пищу…
Ронни наградил его испепеляющим взглядом.
– Огонь? Огонь?! Обычный полубожок! Какой-то мелкий воришка спер у богов огонь и тут же стал бессмертным? Ты называешь это воспитанием и опытом? – Искра соскочила с кончика пальца Ронни и подожгла самокрутку Лю-Цзе. – Что же касается богов…
– Выскочки, все до одного, – быстро произнес Лю-Цзе.
– Правильно! Люди начали им поклоняться, потому что боялись меня. Знаешь об этом?
– Честно говоря, нет, – ответил с невинным видом Лю-Цзе.
Однако боевой настрой уже покинул Ронни.
– Но все это было тогда, – сказал он. – Я уже не тот, что прежде.
– Конечно-конечно, разумеется, – успокаивающе произнес Лю-Цзе. – Но ведь все зависит от того, как посмотреть на вещи. Предположим, некий человек, я имею в виду…
– …Антропоморфическую персонификацию, – подсказал Ронни Соак. – Хотя лично я всегда предпочитал термин «аватар».
Лю-Цзе наморщил лоб.
– Что, приходилось много летать?
– Ты путаешь с авиатором.
– Извини. Предположим, некий аватар – спасибо за подсказку, – опередивший свое время тысячи лет назад, посмотрел бы на современный мир. Хорошенько посмотрел бы. А вдруг он увидел бы, что этот мир снова готов принять его?
Лю-Цзе немного помолчал.
– Мой настоятель, кстати, считает, что ты крут, как поросячьи хвостики, – сказал он, чтобы усилить впечатление.
– Как что? – спросил Ронни с подозрением в голосе.
– Так говорится. Крут, как поросячьи хвостики. Круче только яйца. И в ракушках вся… грудь. Эй, эй, это означает, что ты ну очень велик! – вскинул руки Лю-Цзе. – Настоятель, кстати, перевел на тебя кучу свитков. Он считает, что ты имеешь огромное значение для понимания принципов работы этой вселенной.
– Да, но… Это всего лишь какой-то настоятель. В каком-то далеком монастыре, – произнес Ронни угрюмо и неохотно, как человек, баюкающий свою полную разочарований жизнь, будто любимую мягкую игрушку.