Вор времени

– Увы, но я теряю ясность мысли, когда принимаю лекарство, – сказал Джереми. – Без него я гораздо лучше себя чувствую, как мне кажется. Это лекарство меня замедляет. Я начинаю отставать.

Игорь предпочел промолчать. Из собственного опыта он знал, что многие величайшие мировые открытия были совершены людьми, которых, согласно общепринятым нормам, стоило бы признать сумасшедшими. Безумие зависит исключительно от твоей точки зрения, любил говаривать он, и если смотреть на все сквозь собственные подштанники, то мир выглядит просто замечательно.

Однако молодой мастер Джереми начинал беспокоить его. Он никогда не смеялся, а Игорю нравился старый добрый маниакальный смех. Такому смеху можно доверять.

Прекратив принимать лекарство, Джереми, вопреки всем ожиданиям, не стал заговариваться или орать нечто вроде: «Безумец! Они называют меня безумцем! Но я им всем покажу. Аха-ха-ха!» Наоборот, он стал более… сосредоточенным.

А потом эта его улыбочка. Игоря было не просто напугать, иначе бы он не смог смотреться в зеркало. Однако тут даже он начал чувствовать легкое беспокойство.

– Итак, на чем мы остановились? – хлопнул руками Джереми. – Ах да, помоги-ка мне.

Вдвоем они отодвинули стол. Под ним стояло полдюжины шипящих стеклянных колб.

– Маловато мощнофти, – сказал Игорь. – Кроме того, мы неправильно уфтанавливайт зеркало, фэр.

Джереми сдернул тряпку со стоящего на верстаке устройства. Засверкали стекло и кристаллы, причем в некоторых отдельных случаях блеск был несколько странным. Как еще вчера заметил Джереми, вернувший себе ясность мыслей после того, как дважды в день, словно по часам, начал выливать лекарство в раковину, – так вот, по его словам, некоторые углы, похоже, были неправильными. Один кристалл, когда его зафиксировали, вдруг взял и исчез, и в то же время он явно остался на месте, поскольку продолжал исправно отражать свет.

– И флишком много металличефких чафтей, фэр, – проворчал Игорь. – Пофледний раз все портийт пружина.

– Ничего, мы найдем способ, – пообещал Джереми.

– Фамодельная молния никогда не равняйт нафтоящая, – возразил Игорь.

– И такой вполне достаточно, чтобы проверить принцип.

– Проверяйт принцип, проверяйт принцип, – пробормотал Игорь. – Прощайт меня, фэр, но Игори «не проверяйт принципы». Наш девиз: «Привязывай к верфтак и попуфкайт фтарый добрый молния». Вот как нужно проверяйт.

– Игорь, ты выглядишь неважно.

– Извиняйт меня, фэр, – сказал Игорь. – Климат плохо дейфтвовайт. Привыкайт регулярный гроза.

– Я слышал, некоторые люди во время грозы в буквальном смысле слова оживают, – поддакнул Джереми, аккуратно регулируя угол наклона кристалла.

– Так и бывайт, когда я арбайтн на барон Финкельштейн, – подтвердил Игорь.

Джереми отошел от верстака. Это, конечно, были не часы. Предстояло выполнить еще немало работы (но, закрывая глаза, он видел результат как наяву), прежде чем получатся часы. Сейчас был готов лишь образец, который подтверждал правильность выбранного пути.

А путь был выбран правильный. Он не сомневался в этом.

Тик

Сьюзен прошагала по замершим улицам, вернулась в кабинет мадам Фрукт, села на стул и позволила себе нырнуть обратно в поток времени.

Она так и не смогла понять, как это у нее получалось. Просто получалось, и все. Время не останавливалось для остального мира и не останавливалось для нее – она как будто входила во временную петлю, и все прочее оставалось неизменным, пока она не заканчивала свои дела. Это было еще одной переданной по наследству семейной чертой. Если не думать, все получалось легче легкого, как при хождении по канату. Так или иначе, сейчас было много других вещей, о которых стоило побеспокоиться.

Мадам Фрукт отвернулась от каминной полки, на которой, разумеется, никакой крысы уже не было.

– О! – воскликнула она. – Пропала!

– Скорее всего, просто обман зрения, мадам, – сказала Сьюзен.

«Почти смертный. Такой же, как я», – подумала она.

– Ну да, э-э, само собой… – Мадам Фрукт наконец надела очки, несмотря на то что шнурок по-прежнему цеплялся за пуговицу.

Это означало, что она приковала себя к собственной груди, но ей нужно было надеть очки, и никакой чертов шнурок не мог ей в этом воспрепятствовать.

Сьюзен могла вывести из себя даже ледник. Ей достаточно было сидеть тихо с учтивым и внимательным видом.

– Что именно вы хотели, мадам? – спросила она. – Я оставила класс заниматься алгеброй, и дети могут начать шалить, когда выполнят задание.

– Алгеброй? – Мадам Фрукт вынужденно уставилась на собственную грудь, которая, следует отметить, никогда такого пристального внимания не удостаивалась. – Но этот предмет слишком сложен для семилетних детей!

– Да, но я им этого не говорила, а сами они пока не догадались, – сказала Сьюзен. Ну все, похоже, пришло время ускорить события. – Полагаю, вы хотели поговорить о моем письме, мадам?

Мадам Фрукт явно была озадачена.

– О каком таком… – начала было она. Сьюзен вздохнула и щелкнула пальцами.