– Давно это было, – начал Лю-Цзе. – Когда именно, не имеет значения, главное –
– Нет.
– Я тоже. Об этом лучше спросить у настоятеля. Сейчас подумаю… ладно… представь себе самый маленький промежуток времени. Действительно маленький. Такой крохотный, что секунда по сравнению с ним покажется миллиардом лет. Представил? Так вот один космический квантовый тик – так его называет настоятель – много, много меньше. Это промежуток времени, который необходим для перехода из «сейчас» в «тогда». Время, необходимое атому, чтобы задуматься о колебании. Это…
– Это время, которое требуется, чтобы самое незначительное событие, которое может произойти, произошло? – спросил Лобсанг.
– Вот именно. Молодчина, – похвалил его Лю-Цзе и сделал глубокий вдох. – А еще это время, которое необходимо на то, чтобы уничтожить всю вселенную в прошлом и восстановить в будущем. Не смотри на меня так – это не мои слова, а настоятеля.
– И это происходило, пока мы разговаривали? – спросил Лобсанг.
– Миллионы раз. Просто удлеплексное количество.
– А это много?
– Это слово придумал настоятель. Оно означает число, до которого едва ли возможно досчитать в течение одного йонка.
– А что такое йонк?
– Очень продолжительный период времени.
– И мы ничего не чувствуем? Вселенная
– Говорят, что ничего. Когда мне впервые объяснили это, я было разнервничался, но потом понял: все происходит слишком быстро, чтобы мы заметили.
Лобсанг долго-долго смотрел на снег.
– Хорошо, продолжай, – сказал он наконец.
– Какой-то человек в Убервальде построил часы из стекла. В действие они приводились молнией, насколько я помню. Каким-то образом он добился такого уровня точности, что часы тикали в унисон с самой вселенной.
– А зачем ему это понадобилось?
– Послушай, он жил в Убервальде, в огромном старом замке, стоявшем на краю утеса. Подобным людям не нужны другие причины, кроме как «я это могу».
Им приснился кошмарный сон? Они сразу бросаются его воплощать.
– Но послушай, такие часы сделать невозможно, потому что они находятся внутри вселенной и постоянно должны… восстанавливаться одновременно с ней. Я прав?
Лю-Цзе был потрясен, о чем и сказал.
– Я просто потрясен, – сказал он.
– Это словно пытаться открыть ящик ломом, который находится внутри ящика.
– Настоятель считает, что часть часов находилась вне вселенной.
– Невозможно, чтобы часть чего-либо находилась
– Расскажи это человеку, который посвятил решению данной проблемы целых девять жизней, – посоветовал Лю-Цзе. – Ты хочешь дослушать историю до конца или нет?
– Да, о метельщик.
–
– Ты, – узнал Лобсанг. – Это был ты, не так ли?
– Да-да, – закивал Лю-Цзе раздраженно. – И меня послали в Убервальд. В то время история развивалась почти стандартно, и мы определили, что рядом с Бад-Гутталлинном должно было произойти какое-то важное событие. Несколько недель я занимался поисками. Знаешь, сколько в этой стране уединенных замков, которые стоят на краю утеса? Плюнуть некуда!
– Поэтому найти нужный вовремя ты не успел, – констатировал Лобсанг. – Я помню, что ты сказал настоятелю.
– Когда в башню ударила молния, я был в долине, – продолжал Лю-Цзе. – Ибо написано: «Важные события всегда отбрасывают тень». Но я не мог точно определить место, пока не стало слишком поздно. Затем я предпринял спринтерский подъем со скоростью молнии по склону горы длиной в полмили… Никто не смог бы повторить это. Впрочем, я почти успел – уже врывался в дверь, когда все пошло прахом!
– Тогда тебе не за что себя винить.
– Да, но знаешь, как бывает… Постоянно думаешь: «А вот если бы я пришел чуть раньше»… Или: «А вот если б я выбрал другую дорогу…», – покачал головой Лю-Цзе.
– В общем, часы пробили… – сказал Лобсанг.
– Пробили, но не время. Они своего рода пробили вселенную. И остановились. Я же говорил, часть часов находилась вне этой вселенной. Поэтому не смогла влиться в поток. Она пыталась считать тики, а не двигаться вместе с ними.
– Но ведь вселенная огромна! Она не может быть остановлена каким-то часовым механизмом!
Лю-Цзе бросил окурок в огонь.
– Настоятель утверждает, что размер не имеет значения, – пожал плечами он. – Послушай, ему понадобилось прожить девять жизней, чтобы узнать то, что он сейчас знает. Поэтому мы не виноваты, что чего-то не понимаем. История разбилась вдребезги. Она единственная поддавалась воздействию. Очень странное событие. Повсюду зияли трещины. Эти самые, ну… не помню точное слово… нити, по которым можно было узнать, к каким отрывкам настоящего принадлежат отрывки прошлого, – все эти нити были оборваны.