Вор Времени

Джереми посмотрел вниз. Руки Игора были шишковатыми и, как он сейчас разглядел, со множеством шрамов на запястьях.

— Мы дейфтвительно верим в фамильные ценнофти в нашей фемье, — сказал Игор, перехватив его взгляд.

— Вроде передай младшему поколению, а-ха-ха-ха, — сказал Джереми. Он гадал, куда положил свое лекарство.

— Вефьма фабавно, фэр, — сказал Игор. — Но дед Игора фегда говорил, что потом это было… похофе на фон, фэр.

— Сон…

— Мафтерфкая ифменилафь. Не было чафов. Фумафедший Доктор Хитроф, что был тогда его хофяином, работал не над часами фовфем, а над фпофобом добывания фолнечного фвета из апельфинов. Вещи были другими и вфегда были такими, фэр. Будто этого и не флучалофь.

— Но оно появилось в детской книжке!

— Да, фэр. Нефколько фагадочно, фэр.

Джереми посмотрел на простыню заполненную каракулями. Точные часы. Этим было сказано все. Часы, которые сделают все остальные часы ненужными, как сказала Леди ЛеГион. Создание таких часов обессмертило бы имя часовщика. По правде говоря, в книге было сказано, что само Время было поймано в часы, но Джереми не интересовался тем, что было Выдумано. В любом случае, часы лишь средство измерения. Пространство ведь не запутывается в мерной ленте. Все, что делают часы — считают зубы на колесе. Или… свет…

Свет и зубы. Он видел это во сне. Свет, не как что-то светящееся в небе, а как колышущаяся линия, раскачивающаяся вверх и вниз подобно волне.

— Ты можешь…создать что-нибудь подобное? — спросил он.

Игор вновь посмотрел на надписи.

— Да, — кивнул он.

И указал на несколько больших стеклянных сосудов вокруг изображения центральной колонны часов.

— И я фнаю что это, — добавил он.

— В моем сне…то есть я задумывал их в качестве шипучки, — сказал Джереми.

— Очень, очень фекретное фнание, эти фофуды, — сказал Игор, осторожно обходя этот вопрос стороной. — У ваф мофно фдефь дофтать уголь, фэр?

— В Анк-Морпорке? Легко.

— А финк.

— Сколько угодно.

— Ферная кифлота?

— Бутылями, да.

— Я долфно быть умер и попал на небефа, — сказал Игор. — Профто дайте мне побольше угля и финка и кифлоты, фэр, и только ифкры полетят.

тик

— Меня зовут, — сказал Лю-Цзы, опираясь на свою метлу и глядя, как разгневанный Динь поднимает руку. — Лю-Цзы.

В доджо вдруг стало тихо. Нападавший запнулся посереди вопля.

— Ай! Хао-гн! Гхн? Ошииииииошииииии…

Он не изменил положения, но Лобзангу показалось, будто он уменьшился в объеме, прогнувшись из воинственной стойки во что то вроде испуганного, раболепного поклона.

Лю-Цзы нагнулся и зажег спичку о подбородок противника, который безропотно это снес.

— Как тебя зовут, парень? — спросил он, зажигая свою самокрутку.

— Его зовут грязь, Лю-Цзы. — сказал доджо мастер, шагая к ним. Он пнул замершего бойца. — Ну, Грязь, ты знаешь правила. Встреться лицом к лицу с тем, кого вызвал или отдавай пояс.

Фигура несколько мгновений оставалась неподвижной, а затем опасливо, продолжая почти демонстративно заискивать, начала теребить пояс.

— Нет, нет, нам этого не нужно, — сжалился Лю-Цзы. — Это был добрый вызов. Пристойное «Иийа!» и весьма удовлетворительное «Хайааа!», мне кажется. Хорошие слова, которыми зачастую пренебрегают. В наши дни их нечасто услышишь. И мы совсем не хотим, чтобы эти штаны упали в такой момент, так?

Он принюхался и сказал.

— Особенно в такой момент.

Он похлопал трясущегося человека по плечу.

— Тебе просто пришлось припомнить правило, которому твой Наставник учил тебя когда-то, а? И… почему бы тебе ни пойти и ни вымыться? Плюс, кому-то придется здесь убраться.

Затем он повернулся и поклонился доджо мастеру.

— Раз уж я здесь, мастер, я бы хотел показать юному Лобзангу Устройство Блуждающих Шаров.

Мастер отвесил глубокий поклон.

— Оно в твоем распоряжении, Лю-Цзы, Дворник.

Когда Лобзанг уходил, следуя за неторопливо шествующем Лю-Цзы, он услышал как доджо мастер, который подобно всем учителям никогда не упускал возможности спросить домашнее заданье, сказал:

— Доджо! Как звучит Правило Первое?

Даже трусивший задира присоединил свое бормотание к общему хору:

— Не поступать необдуманно, при встрече с маленьким морщинистым улыбающимся человечком!

— Хорошее правило, Правило Первое, — сказал Лю-Цзы, ведя своего нового послушника в следующую комнату. — Я встречал много людей, которые бы сочли его настоящим подспорьем.

Он остановился и, не глядя на Лобзанга Лудда, протянул к нему руку.

— А сейчас, если не возражаешь, я бы хотел получить обратно маленький совок, что ты украл у меня при нашей первой встрече.

— Но я даже не подходил к вам, учитель!

Улыбка Лю-Цзы не померкла.

— О. Да. Это верно. Мои извинения. Путаются мысли у старика. Не пишут ли: «Я бы забыл собственную голову, если бы она не была прибита к плечам»? Позволь мне пригласить тебя войти.

Пол там, куда они попали, был деревянным, а стены высокими и мягкими, покрытыми там и сям красно-коричневыми пятнами.

— Э… у нас есть такой в отделении для новичков, Дворник, — сказал Лобзанг.