Ворг. Успеть до полуночи

Когда дымка осталась далеко позади, я замедлил бег. Мертвую степь представлял иначе, воображение рисовало горы гниющих трупов и костей. На деле степь предстала покрытой зеленью, холмистой местностью. Кое‑где растут одинокие деревца и кусты не то шиповника, не то калины.

Я остановился. Мчаться с двумя наездниками на спине, пусть и легкими, занятие не простое. Мне еще повезло, а бывают такие боровы… Больше не сяду на лошадь.

Шамко сполз с правого бока и подал руку Изабель.

– Позвольте помочь, – сказал он. – Тут высоко. Ворг перекинулся каким‑то очень огромным конем. В жизни таких не видел.

Я фыркнул и стукнул копытом. Он еще огрызаться будет, мелочь болотная. Можно подумать, много коней видел.

Изабель провела тонкими пальцами по гриве, под кожей словно сверчки запели, душа предательски заликовала.

– Спасибо, – проговорила она благодарно.

Она соскользнула со спины, сразу стало прохладно. Края лацерны съехали на бок, принцесса аккуратно закинула ее на место и расправила по бокам.

Я повернул массивную шею, так хоть правый глаз видит, где там она стоит. Девушка все еще прижимает штаны к груди. Похоже, всю дорогу так и ехала, не выпуская ни на миг. Попытался улыбнуться, но получилось странное движение губами, от которого обнажились два ряда зубов. Даже десны замерзли.

Изабель протянула руку, чтобы погладить по морде, но тут же отдернула. Словно вспомнила: я не конь, а очень даже ворг.

Закусив штанину, я вытянул портки из рук принцессы и отошел на несколько шагов. Недалеко обнаружил небольшой куст, хотел зайти за него, но в последний момент передумал.

Встав на дыбы, я с силой рухнул вниз. В лошадином облике достать головой до земли оказалось сложно, пришлось извернуться и подвернуть передние ноги. Наконец горизонт вернулся в привычное положение, усиленная чувствительность пропала. Я поднялся на ноги и громко хрустнул шеей. Почему‑то у коней она очень неповоротливая.

Штаны натянул быстро. Одно дело – размеренно одеваться поутру. Другое – когда на лету суешь ноги в портки, убегая от разъяренных мужиков с вилами. Вроде можно остановиться, порешить всех. С другой стороны, это не они на всю ночь умыкнули дочку сыровара.

Я накинул капюшон и обернулся. Изабель смиренно стоит возле Шамко с опущенным взглядом. Щеки бледные, закатное солнце играет в волосах, отчего они кажутся совсем огненными. Камзол чуть перекрутился, не совсем по размеру сидит. В ложбинке между грудей сверкает зеленый кристалл, особенно яркий в солнечном свете. За спиной зеленый куст контрастирует с ее рыжестью, делая принцессу похожей на смущенный факел.

Увидев, куда я смотрю, Изабель поежилась и быстро подтянула края камзола. Я хмыкнул и сдвинул брови для суровости, чтоб не подумала, будто у меня какие‑то там мысли.

Быстро перевел взгляд на Шамко. Парень, наоборот, – вытаращился во все глаза, даже рот раскрыл, разве что слюна не капает.

Проверив, не торчат ли где лишние зубы и когти, я спросил охрипшим голосом:

– Сколько им будет нужно времени, чтобы догнать?

Шамко дернулся от неожиданности и выпал из ступора.

– По суше они не станут гнаться, – сказал он, вытирая губы. – Но как вернутся в Абергуд, лорд сообщит Ильве. Весь город судачит про принцессу и темнейшество.

– Мда? – насторожился я. – Что говорят?

Он пожал плечами:

– Не знаю. Только то, что она зачем‑то нужна.

Он хитро подмигнул Изабель, та проигнорировала, лишь сильнее стянув края камзола.

– Понятно, – сказал я, направившись в сторону степи. – Идем. Нечего ждать, пока какая‑нибудь зверина из‑за кустов вылезет.

– Угу, – кивнул парень и двинулся за мной, – хотя у нас своя зверина.

Я приподнял верхнюю губу, обнажая клыки, и спросил:

– Страшно?

– Очень, – отозвался парень. – Когда в городе у тебя клыки полезли с когтями, чуть со страху не помер. И глаза, как красные фонари. Жуть берет. Не уверен, но кажется, портки бы я сменил.

Слышно, как сзади по сухой и вполне твердой земле семенит Изабель. Солнце бросает оранжевые и багровые краски на облака, степь кажется на удивление живописной. Трава растет сочная, в толстых листьях видны прожилки, кое‑где из нее торчат стебли с белыми бутонами. Легкий ветерок их колышет, а те словно колокольчики, только перевернутые. Кусты, деревья тоже встречаются, хоть и маленькие.

– И чего ее мертвой назвали? – задумчиво проговорил я под нос.

Но Изабель услышала, она догнала и тихо предположила:

– Может, из‑за тишины?

– Ну, кузнечиков не слышно. Это да, – согласился я так же тихо. – Но нельзя ж из‑за них все мертвым называть.

– А нежить? – спросила принцесса.

Я кивнул:

– Угу. Нежить. Все, к чему они прикасаются, можно смело называть усопшим.

Я замолчал, погрузившись в думы о главном. Ильве зачем‑то нужна принцесса. Насколько понял, Талисман всемогущ и все в таком духе. Почему тогда рвется заполучить именно ее? Шаманы говорили, мол, иди в Абергуд, спасай. Ну, спас, и чего? Снова двигаюсь, как весенняя улитка по навозу.

Шамко что‑то рассказывает про Абергуд и гвардейцев, слушаю вполуха. Говорит, они не слишком проворны на сухой земле из‑за водомерок. Без ездовых тварей беспомощны.