Ворлок из Гардарики

Вот он, знаменитый,
Заманен на запад,
Гость, чтоб в земь с друзьями
Лечь. Предчую сечу.
Пусть же коршун кружит,
Брашнам рад, — мы падаль
Оба любим — княжий
Струг подстерегая.[65]

Другой воин по имени Торд из дружины Эйстейна Тетерева, сына Торберга сына Арни, близкого сподвижника Харальда, видел во сне другую троллиху, не менее страшную. Она кормила гигантских волков людскими телами, и, по словам Торда, то были тела урманского воинства. Великанша тоже сказала вису, назвать которую предсказанием удачного похода не смог бы никто, даже самый уверенный в себе глупец:

Ведьма вздела рдяный
Щит, в грядущей битве
Гейрреда проводит
Дщерь в погибель князя.
Челюстями мясо
Мелет человечье,
Волчью пасть окрасив,
Жена кровожорна.[66]

Не оставили плохие предчувствия и самого Харальда. Конунг долго молчал, но после высадки на берег Кливленда признался ближним ярлам и верным хирдманам, что перед отплытием, когда он в последний раз ночевал в Нидаросе, во сне к нему пришел его брат Олаф. Конунг, прозванный Святым за мудрость, долготерпение и умение прощать. В молодости он был таким же викингом, но нашел в себе силы стать хранителем мира на землях Норвегии, за что и погиб — и чернь, и знать не прощает правителю доброты, приравнивая ее к слабости. Харальд Сигурдассон ошибок брата не повторял. Держал ярлов и херсиров в кулаке, а уж бонды и вовсе пикнуть не смели, не то что восстания учинять.

Конунг не просил ближних воинов держать его сон в секрете, и очень быстро его слова стали достоянием всех.

Олаф во сне посетовал, что Харальд нацелился на кусок, который ему не по зубам. Время «датских денег» давно миновало для Англии. Войско короля Гарольда сильно и многочисленно, свита предана по-настоящему, без показухи, а хускарлы отчаянно храбры, и в бою каждый стоит двух викингов.

На прощание Олаф Харальдсон сказал вису:

В смерти свят стал Толстый
Князь, кто час последний
Встретил дома. Ратный
Труд стяжал мне славу.
Страшно мне, что к горшей
Ты, вождь, идешь кончине.
Волк — не жди защиты
Божьей — труп твой сгложет.[67]

«Опять волки», — подумал Вратко, глядя вслед уходящим колоннам пехоты.

Эйстейна Тетерева конунг отправил на север вдоль побережья собирать дань с поселян. Ульв сын Оспака пошел на юг с той же целью. А ярл Тостиг на своих ладьях держал курс еще южнее, чтобы прикрыть крыло норвежского войска от возможного нападения графа Моркара Нортумбрийского, сына Эльфгара, графа Мерсии. Неопытный, но горячий Моркар обязательно полезет на рожон. В Нортумбрии сильное войско, а молодой граф горит желанием добиться ратной славы.

Основные же силы Харальда шли прямиком к стенам Скардаборга.

Стоя у резного дракона, чью шею он обнимал, Вратко представлял себе, как шагают викинги человек за человеком, отряд за отрядом. Наверное, здорово идти, ощущая рядом локти и плечи испытанных соратников, готовиться к бою. Ведь ни для кого не секрет, что урманы живут войной. Даже Один, их верховный бог, забирает к себе в палаты, на вечный пир, умерших с оружием в руках, а трусам остается незавидная доля — скитаться в ледяной пустыне подземного мира. Парень задумался… На миг ему захотелось быть не на корабле, в безопасности, а вместе с дружинникам идти к городу. Опасные мысли, сказал себе Вратко и постарался отогнать их.

— Терпеть не могу Эйстейна Тетерева, — вдруг проговорила Мария.

Вратко и не заметил, когда она подошла и оперлась о борт ладонями.

— Почему? — удивился словен. — Он вроде бы ничем позорным себя не замарал…

— Отец хочет меня замуж отдать. За тетерева. Он бы еще глухаря нашел где-нибудь.

— А ты, дроттинг?

— Что я?

— Хочешь за него пойти?

Королевна презрительно скривилась.

— Еще не хватало! Я сказала отцу, что в Норвегии женщины имеют право слова, когда речь заходит о замужестве. И напомнила, как он добивался согласия матери.

— Харальд-конунг любит тебя, дроттинг. Он неволить не станет.

— Не станет, — кивнула Мария. — Но мне иногда кажется, что в нем слишком мало осталось от викинга. Он очень хочет походить на королей-южан. А теперь еще захватит корону Англии…

— У нас рассказывали, — попытался утешить ее Вратко, — что Анна Ярославна, сестра твоей матери, тоже не хотела ехать к франкам. Зато теперь правит всей державой. Троих сынов королю Генриху родила.

— Родить троих сынов — не значит быть счастливой, — возразила Мария. — Она писала письма моей матери, и что-то я не помню, чтобы радовалась семейному счастью.

— У нас женщины выбирают себе мужей, — тихо сказала Рианна. Оказывается, она тоже тут! — Только это может быть правильным.