Воробестия

Мороз так больно кусал его за тонкие кожистые лапки, что было невыносимо держаться ими за металлическиий прутик ограждения. Чирик продрог, он чувствовал, как замедляется его маленькое, но очень быстрое сердце. Его клонило в сон, но он отчетливо помнил одну из заповедей выживания, которую, словно, мантру повторяла ему его мама на пороге его первой зимы – на морозе не спать, не спать, не останавливаться! Иначе эта зима грозилась стать последней в его воробьиной, полной вызовов и угроз, жизни. Родная застреха была далеко, а холодное и равнодушное солнце северной страны, прикрытое вуалью серых облаков и оттого матово-бледное, неумолимо опускалось за крыши высоких человеческих домов. До них было довольно-таки далеко – лететь через поле у Чирика не было сил. Когда он по своей молодой глупости влетел в грузовую часть фургона, перевозившего продукты, то никак не ожидал, что машина увезет его на много километров от шиферной крыши деревенского дома, где он родился и вырос. Мама предупреждала его, что мир бывает жесток и коварен. Она говорила о том, что другие воробьи не всегда захотят помочь ему, а могут прогнать и даже побить, если дело коснется их собственных интересов. Это Чирик уже испытал на себе, когда испуганный незнакомой обстановкой, попытался найти себе убежище под крышей махины, которая была здесь единственной постройкой. Оглушительный крик сородичей, уже проживающих здесь, и чувствительный удар в макушку, ясно дали понять, что ему не рады.

Он уже давно не ел, одно маленькое подсолнечное семечко, а еще лучше хлебная корка, могли придать ему сил. Но их у него не было – компания местных воробьев всегда была на страже. Их разведчики, чуть завидев еду, громким криком предупреждали своих. Это игра на выживание. Мама, я засыпаю… подумал он. и тут на него пахнуло приятным живительным теплом. Чирик разлепил свою уже успевшие сомкнуться маленькие глаза-бусинки и подпрыгнул от страха. Он не почувствовал, как, замерзший, упал на землю, и теперь его обнюхивала огромная собака. Из ее зубастой пасти валил клубастый пар. Чирик рванул вверх и отчаянно заработал крыльями в направлении человека, толкающего перед собой огромные клетки без крыши на колесах. Чирик опасался людей, они были непредсказуемы – могли накормить, а могли и бросить в воробья камнем. Тем не менее уже многие поколения его родного племени жили в непосредственной близости от людей – так было проще выживать долгими зимами. Его движение в сторону человека было почти инстинктивным, интуитивным. И Чирика практически втянуло вслед за человеческой спиной в огромные распахнутые ворота, за которыми стояли те самые клетки без крыши. – Кролики бы сразу сбежали из них, – мельком подумал воробей, с усилием долетел до угла помещения, забился в него и потерял сознание.

***

Когда Чирик открыл глаза, он подумал, что все произошедшее ему приснилось. Потому что над ним склонились несколько воробьиных мордашек. Черные блестящие глаза смотрели с беспокойством. Может быть он кричал во сне и переполошил братьев и сестер? Но уже через несколько мгновений стало ясно, что мордашки эти Чирику не знакомы. Значит, он среди чужих. Воробей с трудом поднялся на лапы. И тут услышал за своей спиной голос:

– Добро пожаловать в новую жизнь, дружок! Там-то тебя изрядно потрепало, да?

Насмешливые нотки не почудились Чирику. Он обернулся на звук и клюв к клюву встретился с темным молодым воробьем. Глаза его были блестящими, перья лоснились и ровно лежали на сильной груди и гладких крыльях. Было видно, что этот воробей не испытывает тягот зимней птичьей жизни.

– Я заснул на морозе, – сказал Чирик. – Это воробьиный рай?

Темный воробей засмеялся, его поддержало хихиканье нескольких других сородичей.

– Можно сказать и так.

Чирику стало грустно. Значит, он больше никогда не увидит любимой застрехи и свою родную стаю. Про рай он слышал из рассказов людей. Вечером, сидя на крыльце своего дома в родной чириковой деревне, человек с оперением на лице читал своему птенцу книгу, которой говорилось о Рае. Чирик слушал его с ветки ближайшей яблони. Из истории, прочитанной человеком, он понял, что в Раю хорошо. Но воробей не хотел в Рай, если там не будет его мамы, сестричек, братиков, теть и дядей. Он любил их и все хорошее привык делить с ними, и именно этому учила его мама. Получить что-то хорошее, например, кусок вкусной булки, оброненной человеческим птенцом, и насладиться этим в одиночку, было не в воробьиных правилах. Так делают только синицы. Ну или кошки, но с них вообще никакого спроса – беспринципные создания.

– Меня зовут Эктоп, -сказал темный лоснящийся воробей. – Тебе повезло, теперь ты будешь жить здесь, с нами.