Ворон

Нахлынули птичьи трели, тепло зашелестела густая листва над головою, однако от этого не было облегчения. Он не знал, что ему делать — боялся принять неверное решение. После нескольких минут страданий, охватил его вихрь чувств, и именно по чувствам, а не по разуму он действовал:

— А пусть горит в преисподней жалость! Надоели метания! Войду через двери — там по коридору, и, если повезет, никто меня не остановит. Врываюсь в покои — выхватываю колыбель, и тогда уж, с налета высаживаю окно. Дальше — на коня; и — свобода.

Он очень измучился всем тем, что приключилось за последние часы, и, потому, ухватился за это решение, и оно показалось ему вовсе даже не плохим; даже и улыбка коснулась его бледных, тонких губ.

И вот через пару минут он подошел к высоким дверям, ведущим в эту часть дворца. Здесь, на карауле стояли двое воинов, облаченных в доспехи цвета моря. Один из них изумленно молвил:

— Это же сын адмирала!.. Молодой Альфонсо, где вы были? Знали бы, какой из-за вас переполох поднялся.

Альфонсо проскочил между ними. Вот в три ступеньки лестница — за ней коридор расходился в две стороны, и юноша молил, чтобы никого там не было. Залитый свечами раскрылся этот, довольно широкий коридор, в дальней части которого сияло изумрудно-златистым, парковым светом окно; на потолке — на золотом фоне — бархатно-лазурные каемки; на пол покрытый цветовым полотном; на стенах — пейзажи, а, так же — кувшины, из которых, словно водопады, распахивались цветы…

За большим кувшином, как раз возле двери, ведущие в покои его матери, стоял воин, держал руку на эфесе своего клинка. Такой у Альфонсо был страшный вид, что воин потянул этот клинок из ножен, и молвил было: «Именем короля…», но тут узнал сына адмирала и лицо его расплылось в улыбке:

— А — так это вы!

Служанка услышала его голос, и позвала:

— Эй, что там?

Альфонсо побледнел смертно, лицо его перекосилось от напряжения; он надвинулся на воина, зашипел:

— Тихо же — тихо… Ни слова больше, слышишь?!

Охранник тоже побледнел, молча кивнул. Альфонсо шипел:

— Скажи быстрее, что ничего не случилось! Ну же…

— Эй, да что же там! — послышались шаги служанки.

Альфонсо отступил на шаг, с ненавистью взглянул — ведь этот воин стал препятствием на пути его.

А тот стоял у двери, и был он совсем молод, и растерялся от всего этого неожиданного. Он не понимал, как можно лгать, что Альфонсо, которого так долго ждали, на самом деле не пришел. Он начал дрожащим голосом:

— Это…

Но Альфонсо не дал ему договорить, он, налетел на него, зажал рот — вместе повалились они на пол. Альфонсо перехватил его за шею — раздался отвратительный хруст; затем — короткий, быстро оборвавшийся стон; и тело воина забилось по полу, и уж нельзя его было удержать; вот, от удара ноги разбилась ваза. Воин еще раз дернулся — замолк.

Распахнулась дверь, и там стояла служанка….

— Нет — я ничего не знаю. Я не делал этого! Слышите — Нет! Нет!! Нет!!! Оставьте меня! Прочь с дороги! — с яростью выкрикнул он; схватил служанку за руку, в коридор выдернул — сам в покои метнулся.

Все это он делал в каком-то бредовом вихре, даже и не осознавая, что это на самом деле происходит…

Альфонсо захлопнул дверь, закрыл ее на засов, и уж слышал, как раскрылась дверка идущая в соседнюю комнату; услышал шаги матушки, ее возглас:

— Сынок! Ты это! А я то ждала… Ах, знал бы ты, как ждала… Я, ведь, чувствовала, что ты в саду был. И, ты, ведь слышал — слышал, ведь, как звала я тебя… Ах, да разве же материнское сердце обманешь…

Тут повернулся Альфонсо, и мать невольно вскрикнула — таким нечеловеческим страданием было перекошено лицо его.

— А кто ж поранил то тебя?

Через лоб и щеку, у него действительно тянулись красные полосы — это воин, когда Альфонсо так страшно надавил на его шею расцарапал его. Однако, юноша в своем мучительном душевном состоянии и не чувствовал этих царапин. Мать было сделала шаг к нему, но тут почувствовала сердцем неладное, и, доверившись этому чувству, отступила к колыбели — встала между нею и сыном.

— Сыночек, а что же служанка так в коридоре кричит?

— Не знаю я, не знаю, матушка! — страшным голосом выдохнул Альфонсо и сделал пару шагов — его качало из стороны в стороны. — Не знаю, не знаю… — повторял он в мучении, и остановился в шаге перед нею, в двух шагах от колыбели, младенцы почувствовали зло, хором раскричались.

А из коридора раздался топот бегущих, и прорезался басистый голос: «Кто?!» — и голос служанки: «Тут Альфонсо вернулся. Он не в себе. Дверь ломать надо. Ох, беду сердце мое чует».

В дверь сильно застучали, тот же басистый голос потребовал:

— Именем короля — откройте! Считаю до трех — потом дверь выломаем! Раз…

— Да что же там? — матушка побледнела, попыталась шагнуть к двери, однако, Альфонсо загородил ей дорогу, слезы текли по щекам его.

— Матушка, я прошу вас — не открывайте двери. Не на-а-д-ооо!!! — завыл он, и упал пред нею на колени, стал целовать руки. — Только не открывайте, только не открывайте!

— Ну, хорошо, не стану я открывать. Только ты скажи, милый мой, что случилось то?..

— Два! — басистый крик из-за двери.