Того юношу звали Вадином, был он из простой крестьянской семья, которая жила в маленьком домике на окраине этого леса. Недавно ему исполнилось двадцать лет; и в юношеском его сердце трепетала поэзия — и настоящей мукой для него было, что, как ему казалось, он совершенно не мог выразить словами свои чувства.
Вот, в этот день, его послали за хворостом; а он, шел уж неведомо сколько, и не разбирая дороги. Он, больше иных времен года любил осень — ведь, в ней такое сильное, печальное чувство!
И вот вышел он на поляну; окруженную темными древесными стволами. Кроны деревьев нависали над нею, и, только в маленьком просвете виделось непроницаемо серое небо — такая печаль была в этих небесах, такая теплая, слезная глубина виделась в этих, прощающихся с весной, и с летом тучах, что, казалось, в любое мгновенье, обратятся они к земле мириадами слез.
И тут из травы перед Вадином стали подниматься опавшие листья; они сложились в высокую фигуру, которая повисла в воздухе метрах в трех от земли. Взгляд только мельком пробегал по мертво-лиственному наряду под которым ничего не было видно. Все внимание перемещалось на два непроницаемо черных, уходящих в какую-то бездну ока; из этих очей, а не изо рта, которого и не было, лились в сердце Вадина слова:
«Листик пролетевший возле меня, среди бессчетных лет. Куда идешь ты и зачем?… Скоро, скоро ты встретишь свою судьбу. Знаешь ли ты, что такое судьба? Она ведет вас через к смерти, она свершается постоянно, но вы никогда не замечаете ее. А, душа этого леса, вижу твою судьбу — горька она. Встретив Любовь — никогда не озарит лицо твое улыбка — но скорая смерть ждет тебя; а Она даже и не узнает Никогда про тебя.».
Когда эти слова были произнесены, черные очи исчезли, а листья, составлявшее фигуру, рассыпались в стороны; улеглись на плачущем ковре из братьев своих.
Несколько мгновений простоял в одиночестве Вадин, да тут увидел, как блеснул средь стволов, стал приближаться к поляне лучик света. Огляделся он, и увидел, что в одном из распускающемся над поляной вязов, есть широкое дупло, да с такой черной тенью, что, даже самый чуткий глаз, не увидел бы, что там кто-то прячется. Туда и забрался юноша, и была ему видна вся полянка.
Вот свет усилился, и, словно солнце вышло из-за туч; словно в этот мир плачущего мрака вошла весна — это на полянку вышла, окруженная аурой света, одна из прекраснейших эльфийских дев — и тогда понял Вадин, что она звезда его, и что он никогда не отступится от нее — ибо в нем и был смысл ее жизни, а все, что было до этого — лишь блеклой тенью, предвещало мгновенье этой встречи.
За девой вышла лань, пробежалась несколько кругов по поляне; а потом опустилась на землю; возле ног своей хозяйки, а та, стояла стройная, окутанная нежным светом. Казалось, будто вокруг них ожили палые цветы, и вот-вот взойдут из под них, вопреки подступающей зиме, первые подснежники.
И вот запела дева — и столь красив и печален был ее голос, что вся глубина лесная, обратилась к ней слухом, а с ветвей, едва уловим шепотом закапали слезы:
Сначала хотел выбежать навстречу деве Вадин, признаться в своих чувствах; но вот, услышавши это пенье — задрожал всем телом; вглубь своего черного дупла вжался. Такое глубокое чувство в тех словах было, что по щекам юноши побежали слезы — и он не решался показаться ей на глаза; посчитал, что она, такая прекрасная, только посмеется над ним…
А она говорила, обращаясь к своей лани:
— Милая моя, Элса. Вот и наступила последняя осень. Да — я чувствую, что еще перед тем, как посыплется первый снег, заберет всех нас в далекую Западную страну смерть. Не одна я — многие в моем народе, чувствуют это. Говорят, что с севера придет великая тьма. Но куда же мы уйдем, как же мы оставим этот лес, который мы любили, и который любил нас многие века?.. Здесь мы любим каждое деревцо, каждую веточку, каждый листик. Ах, разве же, оставишь того, кого любил всю жизнь, на которого надвигается тьма, но он не может идти за тобою? Разве же найдешь ты где-нибудь счастье, потом? Забудешь его? Неужто сердце простит такое предательство? — Нет, никогда — и мы останемся с тобою до конца, батюшка лес… А все же — так печально, так печально на сердце… Милая Элса — неужели и ты погибнешь?