Ворон

Через пару минут, по каменной дорожке, среди празднично сияющих на солнце холмов шли друг за дружкой двое: впереди — гном, позади — Мьер заполняющий всю эту дорожку. Вот навстречу выбежали, смеясь, хоббиты, кто-то набегу пил яблочный сок — вот они увидели идущих, и отпрянули в стороны. Яблочный сок расплескался по земле. Кто-то вскрикнул: «Оборотень!»

Глони и Мьер, оба мрачные, быстро прошли мимо. Глони говорил:

— Здесь сам воздух какой-то мирный — даже на меня подействовал — на мирный лад настроил. Стоит только взглянуть на этот солнечный сад из круглого окошка, так и мыслишь, что только и есть эта мирная жизнь. Пока смотришь и кажется, что и нет никакого врага, и не надо никуда бежать, и ничего бояться — сидеть, попивать чаек…

Вот они прошли березу, на которой любовался накануне закатом Фалко. Подошли к лесной стене; и Глони, с опаской взглянув на дерева, поудобней перехватил топор и собирался уж шагнуть туда, как Мьер схватил его за плечо, а другой рукой, указал на каменную глыбу, которая, словно коготь леса, высилась у выступающих из общей стены деревьев.

Глыба была изуродована глубокими шрамами; а некогда серая, с розоватыми прожилками поверхность была покрыта черными миазмами; трава и цветы вокруг были смяты или разодраны в клочья.

— Это она территорию свою метит. — изрек Глони. — Гномам уже приходилось с такими тварями сталкиваться — вообще-то они у корней гор обитают…

— А вон и она… — тихо и мрачно молвил Мьер.

— Где?! — мускулы гнома напряглись железными буграми.

— На березе.

И гном увидел, что среди ветвей березы; метрах в пяти над Фалковым настилом, застыло что-то пронзительно черное, бесформенное; свешивающееся нитями — оно подергивалось: то вздувалось, то опадало, хотя никакого ветра не было.

Мьер выхватил из-за пояса клинок — для человека двуручный меч, для него — большой нож. Взмыла его рука и, толстый этот клинок, гудящей молнией метнулся к черному сгустку. Клинок со звоном ударился о что-то твердое, высек сноп синих искр, и отлетел шагов на двадцать в траву. Это черное, бесформенное только вздрогнуло, а потом вновь задышало размеренно, как громадное легкое.

— Это ж заговоренный нож. — говорил Мьер, поднимая его из травы. Теперь на лезвии появилась большая зазубрина, от нее вился черный дым; а высеченные на рукояти руны пылали тревожным пламенем.

Новую напасть первым заметил Глони. То самое озерцо в которое впадал говорливый лесной ручеек, и выходил уже обретшим знание и молчаливый — неожиданно стало раздуваться пузырями. Вот волны плеснулись на берег, а по воде заструились жирные, черные щупальца. Их становилось все больше — вот одно — с Мьера толщиной, дернулось так, что брызги взметнулись на многие метры. Под землей что-то глухо заурчало, сама земля вздрогнула.

Мьер и Глони стали отступать к Холмищам, стараясь обойти березу.

— Это еще что за наважденье? — шептал Мьер. — Отродясь такого не видывал…

— И это из под корней гор. — шептал Глони. — Но какими путями пришло оно в это озерцо?!.. Кажется, будто Враг, в чистые жилы земли нашей запустил весь этот яд…

— Да-да… Пойдем к Холмищам — теперь вижу — нечего нам здесь со своими клинками да топорами делать. — говорил Мьер.

Они повернулись и побежали. Под землей громко урчало, что-то там дернулось, будто застряло; поверхность некогда мирного озерца на многие метры разорвалась брызгами…

Пред ними мирно цвели, ухоженные холмы, а за ними клубилась, сияла молниями стена тьмы.

— А вот я и думаю, что теперь делать…. - выкрикивал на бегу гном. — И в Казаде немного найдется смельчаков, которые выступят против стража глубин…

— Быстрее! Быстрее! — гудел Мьер. — До смерти ненавижу эту спешку, а тут надо торопиться — каждая минута дорога. Я, ведь, сердцем чувствую — опаздываем мы. Немедленно хоббитам выступать надо. Пока еще хоть солнце светит!..

* * *

Марвен мучалась весь остаток ночи. Тяжелые то были роды. Первый вопль младенца услышанный в то мгновенье, когда паук наносил по дому удары, повторился, когда земля содрогнулась стражем глубин, а Туор вернулся с площади, где он поведал охотникам о напасти.

В горнице, куда он вошел, некоторые из стенных бревен были переломлены, печь покрылась трещинами и едва держалась..

В горнице его встретил крик второго младенца, а бабушка Феора сказала, что надо ожидать еще и третьего.

— Тройня. — горестно, повторил Туор. — Часто ли случается такое событие?

Бабушка Феора — сама побледневшая, уставшая, испуганная отвечала:

— Девятый десяток мне пошел — не припомню такого. Великая-то редкость…

— И надо было этой редкости именно теперь приключиться! — вздохнул Туор.

Из соседней горницы раздался слабый, мучительный стон Марвен, а с улицы закричал кто-то:

— Эй, смотрите, какая туча с севера заходит! Тьма тьмущая!

Туор вздохнул, спросил:

— Марвен то совсем плохо?

— Совсем, ведь, бедная, ослабла… Ну как, поверили ли тебе на площади?