Вывод.
Перевод неудачен. Переведя стихотворение фактически размером подлинника, переводчик выделяет полустишия отдельными стихами, разбивая 8-ст. хореический стих на два 4-ст. стиха. Неслучайный характер такого графического решения подтверждают и все последующие прижизненные публикации переводного текста (в том числе и в книге Мережковского “Символы”).230 Скорее всего сказалась традиция визуального восприятия русской строфы “Ворона” как вытянутой “по вертикали”, а также неупотребительность 8-ст. хорея в русской поэзии рассматриваемого периода. Главный просчет Мережковского в области метрики заключался в том, что последний 6-й стих каждой строфы он переводит 5-ст. хореем, плохо сочетающимся с 8-ст. хореем (У По последний стих — 4-ст. хорей.231) Разбивка 5-ст. хорея соответственно на 2-ст. и 3-ст. (или 3-ст. и 2-ст.) стихи — логическое продолжение предшествующей нелогичной работы переводчика, при этом предпоследний нерифмующийся стих неуклюже “провисает”.В области трактовки сюжета перевод Мережковского мало чем отличается от ранних переводческих версий. Взяв за основу общую сюжетную схему, переводчик выказывает равнодушие к конкретным значимым деталям подлинника. В IX строфе переводчиком предпринята попытка дать резюмирующую оценку феномену Ворона — это неуместное философствование самым губительным образом отразилось на философии русского стихотворения. Глубокий символизм “Ворона” не был усвоен переводчиком, а принцип последовательного и постепенного наращивания символьности был им вообще проигнорирован.
Тем не менее в сравнении с ранним периодом 1878-1887 гг. перевод Мережковского — ощутимый шаг вперед. Во-первых, был преодолен суеверный страх русских переводчиков “Ворона” перед хореем. Во-вторых, Мережковский-поэт (но не Мережковский-переводчик) на голову превосходил своих предшественников, и это превосходство порой сказывалось в культуре стиха. Так, Валерий Брюсов достаточно высоко оценивал отдельные места перевода Мережковского, в частности строки: “И казалось мне: струило / дым незримое кадило”232
(XIV, 157-158). Попытку “реабилитировать” перевод Мережковского предпринял современный исследователь его текстов. Отмечая, что “кроме ряда семантических неточностей, перевод характеризуется упрощением стилистики подлинника”, К.А. Кумпан заключает: “Несмотря на перечисленные вольности, перевод точно (?? —В истории русских переводов “Ворона” переводу Мережковского принадлежит роль промежуточного звена: он сигнализирует о том, что старый переводческий период уже закончился, а новый стоит на пороге.
Бальмонт 1894
Сведения об авторе перевода.
Константин Дмитриевич Бальмонт (1867-1942) — поэт, критик, эссеист, переводчик.Объем строфы и текста перевода.
Соответствует оригиналу.Размер.
Соответствует оригиналу.Звуковой строй. Рифма и рефрены.
Схема рифмовки каждой отдельно взятой строфы соответствует оригиналу, однако схема рифмовки всего стихотворения у Бальмонта иная из-за отсутствия единой сквозной рифмы (По —
Бальмонт —
Повторяющиеся и сквозные рифмы на
Принцип тавтологической рифмовки в 4-5-м стихах в большинстве строф не соблюдается (7:11).
Две строфы (I и III) оканчиваются стихом “Гость стучится в дверь ко мне” (в оригинале стихи 6 и 18 совпадают не полностью); три строфы завершаются уже встречавшимся рефреном “больше ничего” (Андреевский, Аноним, Мережковский); в одиннадцати строфах употреблен традиционный рефрен “Никогда” (Пальмин, Кондратьев, Мережковский). Всего же слово “никогда” встречается у Бальмонта 13 раз (по 2 раза в X и XII строфах). Проявляя больший в сравнении со своими предшественниками интерес к звуковой стороне оригинала, Бальмонт тем не менее слабо использовал тавтологическую рифму в 4-5-м стихах каждой строфы; не прибег он и к удвоению (с усилением) слова
Перевод 13-14-го стихов — явная неудача русского поэта.