Ворон и Голландка

– Ну, не знаю, что-нибудь поп-культурное, но слегка ироничное и обязательно как-то относящееся ко мне, любимой. Нас называют «Поколением Икс», но мы, скорее, поколение самовлюбленных. Оттого-то и создаем вокруг всего шумиху, если вдуматься. А что, если устроить ночь школьных обедов?

– Школьных обедов?

– Каждый приносит свой школьный обед из пятого класса. В этом возрасте мы, наверное, смотрели много сериалов. «Альф», «Шоу Косби», «Семейные узы». Можно раздавать призы тем, кто сможет напеть вступительную песню или правильно ответит на вопрос. Как звали младшую дочь Косби, типа того.

– Ночь школьных обедов. Мне это нравится! Звучит вполне вульгарно, если правильно произнести.

– Я об этом не думала.

– Вот в этом и разница между настоящими антрепренерами и остальной частью населения, – сказал Кляйншмидт, довольный собой, как Чеширский кот. – Я знаю, как взять идею и развить ее.

– Даже не поднимаясь со стула, – заключила Тесс.

* * *

«Морг» находился на пересечении Бродвея и Маккалоу-авеню, паралллельных улиц, которые каким-то образом пересекались. Тесс знала Балтимор досконально и могла представить себе каждую его трещинку, но здесь заблудилась уже второй раз за день. Это слегка ее раздражало. Где еще можно найти пересекающиеся параллельные улицы? И если уж на то пошло, что за названия? Кто, черт возьми, такие эти Хильдебранд или Маккалистер? Ей были по душе названия вроде Пака, Калверт, Чарльз. Это были хорошие названия. Здесь же были улицы Остина, Хьюстона, Майлама и, если верить карте, Гомера-Пайла. Да уж…

В Балтиморе одиннадцать – идеальное время, чтобы записать очередное загадочное сообщение на автоответчик Тайнера. А в Сан-Антонио десять – слишком рано для ночных тусовщиков, но вполне нормально для групп. Она хотела прийти и обнаружить их на сцене, но так, чтобы она видела Ворона, а он не видел ее. Технически ей достаточно было лишь дернуть его за плечо и сказать, чтобы он позвонил родителям, и после этого сразу выдвигаться обратно в Балтимор. В таком случае она смогла бы оказаться в своей постели к вечеру воскресенья.

Но оставалась маленькая деталь – мертвый парень на территории домохозяйства, где недавно обитал Ворон. Она не могла повестись на теорию Марианны Барретт Коньерс о контекстах, стечении обстоятельств и ощупывании слона. Не в этот раз.

Монаган заплатила десять долларов за вход, получила штамп на запястье и на мгновение задержалась: вдруг попросят показать документы. Выглядевшая в пятнадцать на двадцать один, а в двадцать девять на двадцать, Тесс не привыкла быть похожей на свой возраст. Вроде не так давно клянчила фальшивые документы, а теперь откидывала косу перед продавцами, прямо-таки подначивая оспорить ее право на покупку пива.

– Где можно найти «Маленькую девочку в большой беде»? – спросила она у парня, взявшего у нее деньги, широкоплечего блондина, который без особого успеха пытался изобразить на лице скуку. – На панковской сцене?

– Боюсь, не знаю такой группы.

Тесс развернула газету.

– А, это наша группа в стиле восьмидесятых, «Клуб “Завтрак”»[104]. Они на третьем. По нынешним меркам чистый поп. Не так хороши, как год назад, но под настроение сгодятся. Типа «Я хочу MTV».

– «Деньги за так»[105], – отозвалась Тесс, притворившись, что уловила шутку. На самом же деле ее впечатление от «Морга» колебалось между ностальгией и иронией. Она была подростком в восьмидесятые, и воспоминания – Мадонна, резиновые браслеты, булимия – до сих пор раздражали. К тому же два из этих трех воспоминаний до сих пор цветут и пахнут, да и резиновые браслеты не так давно предприняли скромную попытку вернуться.

Пусть те годы стали историей, комната восьмидесятых в ту ночь переживала настоящий бум. Парочки далеко за тридцать теснились на небольшом пространстве, с наслаждением танцуя под музыку, которой, может быть, гнушались, когда она только появилась. Мелодия была навязчивой и знакомой, как джингл из рекламы зубной пасты. Тесс несколько секунд пробовала угадать ее, возненнавидев себя за то, что вообще узнала.

«Wham!» – сказала она себе под нос. «Wham!», твою же мать! Джордж Майкл и парень, имени которого никто не мог запомнить. Их песня «Разбуди, уходя». Что ж, оказаться здесь – и в самом деле большая беда для музыканта, всего полгода назад мнившего себя будущим мировой сцены.

Ее взгляд остановился на девушке, которая весьма достоверно изображала беззащитную худышку – она была в рваном вечернем платье, открытые руки и ноги выглядели тонкими и хрупкими. Несколько анахроничный наряд относился скорее ко времени ранней Кортни Лав[106], к началу девяностых, чем к поздним восьмидесятым. Однако никакой размазанной помады и темных корней – натуральная блондинка. Да, Эмми (Голландка) Штерн действительно была интересной штучкой.