Ворон и Голландка

Он мог считать ее жизнь скучной и однообразной, но изменения в ней произошли, причем весьма значительные. Она просто не знала, как рассказать о Джеки и Лейле или даже о детективе Мартине Талле, которые появились в ее жизни после того, как Ворон ушел из нее. Не могла объяснить и всю гамму чувств, которые испытывала, сидя в кабинете и подбивая счета. Да, она ощущала трепет гордости, но в то же время не могла отделаться от чувства, что жизнь стремительно пролетает, а она застыла в быстросхватывающемся цементе. Она думала о своих родителях, которые уже почти тридцать лет каждый день ходят на одну и ту же работу, о том, каким угрюмым и поникшим стал за последнее время Тайнер. Каждая тарелка каши казалась ему слишком холодной, каждая постель – слишком мягкой. Не так давно ей хотелось подобного однообразия и стабильности, но теперь, когда они у нее появились, Тесс начинала понимать очарование неустойчивости прежней жизни.

– Как ты вообще узнала о «Гекторе»? Местечко-то не в твоем вкусе.

– Эмми упомянула о нем, когда заходила сегодня днем.

– Эмми заходила? – Она все-таки ошиблась: Ворон мог изображать неведение очень хорошо. Но сейчас Тесс не стала уличать его. Рано или поздно и так узнает, что он делал в ее комнате.

– Да. Мы пообедали.

– Она классная девчонка.

– И немного… странная, – заметила Тесс. Она решила, что это прозвучит как довольно мягкая характеристика человека, не принимающего явно показанные ему антидепрессанты, но Ворон нахмурился и покачал головой.

– Она великолепная певица, черт побери. У нее не может не быть сдвига по фазе. Без него она не стала бы артисткой.

– Ладно, будь по-твоему.

Ворон разгрыз кусочек льда. Если не считать новой прически и новой манеры принимать недовольное выражение лица, он тоже не очень-то изменился. Всегда уминал лед из стакана и в дни «По и белого отребья».

– Так что ты думаешь? – его голос звучал осторожно.

– О чем? Об Эмми?

– О «Гекторе».

– «Шинер Бок» хорош.

– Да о нас. О группе.

Тесс колебалась. На ее взгляд, группа играла прекрасно, но она не хотела восхвалять новую жизнь бывшего возлюбленного после того, как он высмеял ее нынешние занятия.

– Сначала подумала, что это перебор, слишком заумно по сравнению с остальными музыкальными стилями, в которых ты подвизался. Не замечала, чтобы ты раньше вносил что-то новое в каверы. Такое смешение жанров показалось мне вычурным. Но потом понравилось. Своеобразный микс блюграсса[132], зайдеко[133] и… Как там это называется?

– Конхунто. Испанское «скопом».

– Конхунто, – повторила она. – В общем, я сразу привыкла, все незнакомое перестало раздражать, я просто слушала голос и инструменты, и в конце концов хорошо пошло. Твое лучшее выступление из тех, что я видела. – Скрепя сердце Монаган добавила: – Эмми замечательна.

– Да, абсолютно.

– Она сказала мне… – Тесс не знала, как завершить.

– О нас с ней? Я должен был догадаться, что она придет. Спрашивала, где ты остановилась. Эмми очень откровенна, но всегда на собственных условиях. Она не осознает, насколько дико для окружающих, когда все время говоришь то, что чувствуешь.

– Ты любил ее?

Он снова взял в рот кусочек льда.

– Мы утешали друг друга. Как я утешал тебя после разрыва с Джонатаном. Похоже на закладку, что ты кладешь в нужное место меж своих чувств, чтобы не ошибиться, когда снова научишься любить.

– Это нечестно, Ворон. Я никогда не думала о Джонатане, когда была с тобой.

– Продолжай себя в этом убеждать. Как бы там ни было, я утешал ее. Но внезапно она перестала нуждаться в утешении – по крайней мере, от меня. Сейчас мы уже дольше врозь, чем были вместе. Но я все еще чувствую себя в ответе за нее.

– Почему?

Он стал что-то отвечать, но остановился и начал по новой.

– Не знаю. Может, я просто эгоистичный говнюк, который не хочет видеть, как она уничтожает себя, когда мы получили реальный шанс пробиться с нашей музыкой.

Неловкое молчание. Тесс обдумывала сравнение с закладкой. Все не так, совершенно не так.

– Раз уж ты настолько обеспокоен душевным состоянием Эмми, – наконец ответила она, – тебе стоило бы, наверное, сказать ей что-нибудь по поводу выбора мужчин. Я видела парней, возле которых она увивалась в «Гекторе». Такие не привыкли к тому, чтобы их дразнили. Если она влезет в неприятности, ты должен будешь вступиться, как истинный мачо. Слышала, как ты слетел с катушек «У Примо».

– Кто тебе сказал – Кляйншмидт? – На его лице снова появилась странная кривая улыбка, которой Тесс раньше не видела. – И кто сказал, что она их дразнит? Почти каждую субботу уходит с любым подвернувшимся парнем, у кого татуированных и проколотых мест больше сотни. Я пытался образумить ее, но она сказала, что никогда не ввяжется ни во что такое, из-за чего ей придется скучать по воскресным завтракам в Аламо.

– «Завтрак в Аламо» – это что, какое-то особое выражение?

– Один из многочисленных ритуалов Эмми. Она любит брать тако и кофе, устраиваться там в саду и читать газеты. Сказала, что начала это делать еще подростком – стремилась стать эксцентричной. Наигрыш, ставший обыденностью, понимаешь?