– Да, понимаю, – улыбнулась Тесс. – Хотя я поступала по-другому. Я всегда стремилась идти по накатанной – спортивная школа, качки, распитие вина в подвалах с шершавыми сосновыми стенами.
– А мне приходилось идти на все, чтобы выделиться, – вплоть до фиолетовых дредов, – тут он впервые заметил, что на ней футболка «Кафе Хон». – Или до перекрашивания футболки «Кафе Хон» в оранжевый, чтобы моя отличалась от тех, что носит весь Балтимор.
– Я всегда видела в тебе воодушевленного мальчика, который следовал зову своего сердца.
– Правда? Разве я таким был? – Ворон наморщил лоб, словно пытаясь припомнить кого-то, кого они оба знали несколько лет назад. – Хотелось бы верить. Хотелось бы верить, что было время, когда я занимался только тем, чем хотел, не пропуская через восемнадцать разных фильтров. Время, когда я знал, чего хочу, и был уверен, что смогу это сделать.
– А сейчас чего ты хочешь?
– Я хочу… Я хочу… – он впервые рассмеялся совершенно непринужденно.
– Не думай, – сказала Тесс. – Просто скажи, что придет в голову. Еще пирога, чашечку кофе? «Ролекс», новую гитару, фисташковую футболку «Кафе Хон», первое издание «Эврики» Эдгара По?
– Я хочу… – Теперь они оба хихикали, как захмелевшая парочка.
– Говори, Ворон.
– Я хочу заняться с тобой любовью.
Все посторонние звуки в кафе будто разом смолкли. Тесс посмотрела на свою тарелку. Его голос был низким и уверенным, без единой умоляющей нотки, которая только все испортила бы. Она увидела, что машинально раскроила свое пирожное вилкой надвое. Как сказала бы Джеки: ты не ешь его, но постоянно думаешь о нем. Она больше не чувствовала себя уставшей.
Ворон не закончил, оказывается:
– Я хочу привести тебя домой, снять с тебя одежду, положить на кровать и не отпускать, пока мы не устанем настолько, что будем покачиваться при ходьбе, как только что вернувшиеся из многонедельного морского путешествия.
Она тоже хотела его, что казалось ей странным, и в то же время она не видела в этом ничего необычного. Она хотела его потому, что он порвал с ней и ее чувства остались неудовлетворенными. Психиатр сказал бы, что она хотела мужчину, которого не могла до конца заполучить, и, похоже, ее жизнь служила отличным подверждением этого тезиса. Но сейчас Ворон сидел прямо напротив и говорил, что может быть с ней. Нет, тогда же получается, что она не должна его хотеть, ведь так? И если она согласится, будет ли это правильно?
– Что скажешь, Тесс?
Какие бы фильтры там ни ставил Ворон между собой и действительностью, сейчас все они отключились. Он выглядел и моложе, и старше, он выглядел таким искренним, будто не смог бы солгать, даже если бы от этого зависела его жизнь. И это несмотря на то, что он многократно лгал ей за последние сутки. Поэтому он и был засранцем, был мужчиной ее мечты, ее… Господи, эти фантазии можно как-то отключить?
– Тесс? – снова спросил Ворон.
– Думаю, это можно устроить, – ответила она.
От «Эрла Эйбеля» до дуплекса, который Ворон делил с Эмми, было менее двух миль. Но путь оказался долгим. Они так спешили, что это их только задерживало. На парковке Ворон сразу, не дав вставить ключ, начал ее целовать, к бурной радости каких-то студентов, приехавших в кафе после продолжительных гуляний.
– Завали ее! – выкрикнул один.
– Сними комнату! – усмехнулся другой.
– Сначала завали, а потом сними комнату, – посоветовал третий.
– А что с твоей машиной? – спросила Тесс у Ворона.
– Забудь о ней. Пусть ее отбуксируют. Мне все равно.
В машине он целовал ее на светофоре, придерживая голову руками, пока им не начали сигналить.
– Ко мне ближе, – сказала Тесс, хотя неоновая вывеска «Ла Каситы» уже осталась позади.
– Нет, – ответил Ворон. Теперь он пытался целоваться во время движения, откидывая ее волосы за спину и прижимаясь губами к шее. – Не хочу чувствовать себя как случайный прохожий, подцепленный в Брекенридж-парке. Поверни здесь, на Малберри. Можешь быстрее?
Тесс считала, что и так едет довольно быстро, но чувствовала себя пьянчугой, неспособным отличить пятнадцать миль в час от девяноста пяти. Она лишилась всех чувств, кроме тех, что имели отношение к Ворону. Его рука уже лазила у нее под футболкой, по пояснице.
– Сколько еще? – спросила она.
– Здесь налево, потом направо на второй улице, Магнолия-драйв. И до конца квартала.