Ворон и медведь (СИ)

Сигифред был пленен в пещере, у подножия Брокенберга. Его темницу день и ночь охраняли девять лучших воинов Редвальда. Оружие у дана отобрали, но в остальном относились к нему со всем почетом: ему приносили жареное мясо, хорошо пропеченные ковриги хлеба и лучшее пиво и мед, какие только находились в этой глуши. Иногда Сигифреду приводили и женщин.

— Я знаю, что ваш хозяин не выпустит меня живым, — хохотал конунг данов, заваливая очередную плачущую девку, — пусть тогда эти ублюдки, когда вырастут, отомстят за меня.

Сигифред хорошо знал о своей грядущей участи, но не страшился ее, готовясь встретить смерть, как и подобает вождю. Редвальд обещал дану, что тот умрет с оружием в руках, самой почетной из смертей, что отправит его душу прямо в Вальхаллу.

Сейчас Сигифред сгрызал мясо с увесистой говяжьей ноги, запивая ее крепким медом и бросая похотливые взгляды на скорчившуюся в углу пещеры франкскую девушку. Дан настолько увлекся своим занятием, что даже не сразу заметил, как расступились охранявшие его воины и в пещеру вошел Редвальд. За его спиной, бесшумной тенью, следовала Эрменгильда.

— Привет, сакс, — ухмыльнулся конунг, — что, решил привести мне новую девчонку? Что же, она будет получше этой, — он пренебрежительно посмотрел на съежившуюся рабыню.

— Это моя сестра, — сказал Редвальд, — и она здесь не для твоих утех — но для того, чтобы стать твоим свидетелем.

— Свидетелем чего?

— Нашей сделки. Что, если я предложу жизнь тебе и твоим людям?

— Что-то новое, — усмехнулся дан, но в его глазах блеснул невольный интерес, — и ты не побоишься оставить Водана без жертвы?

— Его ждут новые жертвы, — парировал Редвальд, — куда обильнее, чем те, что я смог бы принести сейчас. Реки крови прольются во имя Одноглазого и он простит, что я сохранил тебе жизнь.

— И какова же цена?

— Побратимство, — сказал сакс, — побратимство, скрепленное кровью, перед лицом Водана и на глазах всех наших воинов. После этого я отпущу тебя в Данию, не взяв даже выкупа.

— А ты смышленый для своих лет, — дан искоса посмотрел на Редвальда, — что-то случилось на юге? Что-то, из-за чего тебе вдруг понадобился надежный тыл на севере?

— Ты тоже умен, конунг Сигфред, — усмехнулся Редвальд, — ну так что, по рукам?

Сигифред бросил испытующий взгляд на сакса, потом кивнул и протянул ему огромную лапищу, заросшую рыжим волосом.

Истинный король

— Ты хочешь сказать, что мой сын предал своего короля и добровольно, без всякого принуждения, перешел к Круту?

Молодой алеман невольно сглотнул, при виде того как грозно нахмурил рыжие брови герцог Гибульд. Правитель Алемании и без того славился своим крутым нравом, а уж сейчас, когда из Скитинга приходили одна весть хуже другой, любого, кто вызвал его недовольство часто настигала быстрая и кровавая кара.

— Пусть боги моих предков и бог христиан будут свидетелями, что я не вру, — произнес молодой воин, — клянусь Воданом, я узнал, что Родерих собирается предать короля уже в пиршественном зале.

— Конечно, ты ничего не знал, — желчно усмехнулся Гибульд, — так это Атаульф убил моего сына, а не наоборот — как говорит Крут?

— Все так, — торопливо кивнул дружинник, — пусть все боги будут мне свидетелями...

— Бог один, — веско сказал Гибульд бросив быстрый взгляд на стоявшего рядом отца Теобальда, а также еще одного человека — дородного воина во франкской кольчуге. Густая черная борода обрамляла мясистое лицо. Мужчина слушал молодого воина с не меньшим интересом, чем Гибульд — Сигизмунд, герцог Бургундии, и брат короля франков Хлодомира, был его посланником прибывшим в Алеманию, чтобы обсудить условия будущего союза. Кроме него в главном зале Турикума, королевской крепости, стояла дочь Гибульда, Брунгильда, и несколько дружинников.

— Не смей в присутствии нашего гостя смешивать Бога Истинного с языческими демонами, — назидательно произнес Гибульд, — ты и без того принес слишком дурную весть, чтобы усугублять ее еще и богохульством. Мой сын мертв — и он же предал меня, если верить тебе. А его люди, что с ними?

— Все они перешли к Круту, — сказал молодой воин.

— Тогда почему отказался ты? — Гибульд в упор глянул на алемана

— Я давал клятву вашему сыну, — сказал воин, — а не Круту. Смерть Родериха освободила меня от прежних обетов.

— А если бы мой сын не умер, ты бы вместе с ним воевал против меня? — спросил Гибульд. Молодой воин замялся, не найдя ответа и это решило его судьбу: герцог с быстротой молнии сорвал с пояса молот и обрушил его на голову дружинника. Тот, рухнул замертво, его голова превратилась в уродливое месиво из крови, костей, волос и мозга.

— Как не крути, но он предатель, — объяснил Гибульд, вытирая окровавленный молот об одежду воина, — откуда мне знать, что его не послал Крут, чтобы воткнуть нож мне в спину? Эй ты, — обратился он к одному из дружинников, — позови моего сына Вадомара. И пусть кто-нибудь выкинет в озеро эту падаль.

Дружинник молча исчез за дверью, тогда как остальные потащили наружу мертвое тело, оставляя на полу широкий красный след. Гибульд повернулся к Сигизмунду.