Проживая в Бремене, фон Кемпелен часто нуждался в деньгах и с великим трудом доставал самые ничтожные суммы. Когда началось известное, возбудившее такую сенсацию дело о фальшивых монетчиках из «Гутсмут и К⁰», фон Кемпелен был заподозрен в соучастии, так как незадолго перед тем купил большое имение на Гасперич-лейн и не пожелал объяснить, откуда у него взялись деньги. Его даже арестовали, но за отсутствием улик выпустили на свободу Однако полиция следила за ним и вскоре убедилась, что он часто уходит из дому всегда в одном и том же направлении, причем неизменно ускользает от сыщиков в лабиринте узких кривых переулков, известном как Дондергат. Наконец-таки удалось выследить его на чердаке семиэтажного дома, и не только выследить, но и накрыть в разгаре его преступных занятий. Он так смутился при виде полицейских, что последние ни на минуту не усомнились в его виновности. Надев ему ручные кандалы, они обыскали комнату или, лучше сказать, комнаты, так как, по-видимому, он занимал всю мансарду.
К чердаку, на котором его застали, примыкал чуланчик, а в нем помещался какой-то химический аппарат, значение которого осталось неясным. В уголку чулана находилась маленькая печка, в которой пылал огонь, а на печке нечто вроде двойного тигля: два тигля, соединенные трубкой. Один из них был почти до краев наполнен расплавленным свинцом, не достигавшим, однако, до трубки. В другом клокотала и кипела ключом какая-то жидкость. По словам полицейских, фон Кемпелен, увидев, что его накрыли, схватил тигли обеими руками (на нем были асбестовые перчатки) и вывернул их на пол. Тут ему надели кандалы и, прежде чем приступить к обыску помещения, обыскали его самого, однако ничего особенного не нашли, кроме бумажного пакетика с порошком, который оказался впоследствии смесью сурьмы с каким-то неизвестным веществом в не вполне равной пропорции. Все попытки выяснить, что это за неизвестное вещество, остались тщетными, но, без сомнения, это будет выяснено со временем.
Из чулана полицейские прошли вместе с своим пленником в комнату вроде приемной, где ничего особенного не оказалось, и затем в спальню химика. Обшарили комоды и сундуки, но отыскали только незначащие бумаги и несколько золотых и серебряных монет хорошей чеканки. Наконец, заглянув под кровать, увидели обыкновенный большой чемодан из невыделанной кожи, без всяких признаков петель, застежек, замка, с плохо закрытой крышкой поперек нижней. Попробовали вытащить его, но, даже напрягая все силы (полицейских было трое, все народ здоровый), не смогли сдвинуть хоть на дюйм. Тогда один из них забрался под кровать и, заглянув в чемодан, сказал:
— Мудрено ему двигаться — он до краев набит медными обломками.
Затем полицейский уперся ногами в стену, а плечами в чемодан и с помощью товарищей выпихнул последний из-под кровати. Предполагаемая медь оказалась в виде кусочков различной величины, от горошины до доллара, более или менее плоских, но неправильной формы, — «в таком роде, как если бы налить на землю расплавленного свинца и оставить, пока не остынет». Никому из полицейских в голову не приходило, что это может быть какой-нибудь другой металл, а не медь. Никто не подумал, что это может быть золото, да и могла ли явиться у них такая дикая мысль? Каково же было их изумление, когда на другой день по всему Бремену разнеслась весть, что «куча меди», которую они так пренебрежительно стащили в полицию, не дав себе труда утаить хоть крупицу, оказалась золотом — настоящим золотом, — мало того золотом, какого еще не случалось употреблять при чеканке, — абсолютно чистым, девственным, без малейших следов какой-либо примеси!
Я не стану распространяться о сообщении самого фон Кемпеленa, так как оно известно читающей публике. Что ему удалось осуществить старинную химеру искателей философского камня, в том вряд ли может сомневаться мало-мальски здравомыслящий человек. Разумеется, мнения Араго имеют огромный вес, но и этот ученый может ошибаться; и все, что он говорит о висмуте в своем сообщении, нужно принимать