Ворон

Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,

Удались же, дух упорный! Быть хочу – один всегда!

Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь – всегда!"

Каркнул Ворон: "Никогда".

И сидит, сидит зловещий Ворон черный, Ворон вещий,

С бюста бледного Паллады не умчится никуда.

Он глядит, уединенный, точно Демон полусонный,

Свет струится, тень ложится, – на полу дрожит всегда.

И душа моя из тени, что волнуется всегда.

Не восстанет – никогда!

В. Жаботинский 1907

Наши вечера. Лит.-худож. сборник, вып. 1. Одесса, 1903. Печ. по сб.: Чтец-декламатор, т. 2. Киев, 1907

ВОРОН

Как-то в полночь, утомлённый, я забылся, полусонный,

Над таинственным значеньем фолианта одного;

Я дремал, и всё молчало… Что-то тихо прозвучало -

Что-то тихо застучало у порога моего.

Я подумал: "То стучится гость у входа моего -

Гость, и больше ничего".

Помню всё, как это было: мрак – декабрь – ненастье выло -

Гас очаг мой – так уныло падал отблеск от него…

Не светало… Что за муки! Не могла мне глубь науки

Дать забвенье о разлуке с девой сердца моего, -

О Леноре, взятой в Небо прочь из дома моего, -

Не оставив ничего…

Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пурпуровых шторах -

Чуткой, жуткой, странной дрожью проникал меня всего;

И, смиряя страх минутный, я шепнул в тревоге смутной:

"То стучится бесприютный гость у входа моего -

Поздний путник там стучится у порога моего -

Гость, и больше ничего".

Стихло сердце понемногу. Я направился к порогу,

Восклицая: "Вы простите – я промедлил оттого,

Что дремал в унылой скуке – и проснулся лишь при стуке,

При неясном, лёгком звуке у порога моего". -

И широко распахнул я дверь жилища моего -

Мрак, и больше ничего.

Мрак бездонный озирая, там стоял я, замирая

В ощущеньях, человеку незнакомых до того;

Но царила тьма сурово средь безмолвия ночного,

И единственное слово чуть прорезало его -

Зов: "Ленора…" – Только эхо повторило мне его -

Эхо, больше ничего…

И, смущённый непонятно, я лишь шаг ступил обратно -

Снова стук – уже слышнее, чем звучал он до того.

Я промолвил: "Что дрожу я? Ветер ставни рвёт, бушуя, -

Наконец-то разрешу я, в чём здесь скрыто волшебство -

Это ставень, это буря: весь секрет и волшебство -

Вихрь, и больше ничего".

Я толкнул окно, и рама поддалась, и плавно, прямо

Вышел статный, древний Ворон – старой сказки божество;

Без поклона, смело, гордо, он прошёл легко и твёрдо, -

Воспарил, с осанкой лорда, к верху входа моего

И вверху, на бюст Паллады, у порога моего

Сел – и больше ничего.

Оглядев его пытливо, сквозь печаль мою тоскливо

Улыбнулся я, – так важен был и вид его, и взор: