— Да, теперь вам никто не помешает. Можете начинать когда вам будет удобно. Приятно иметь с вами дело, — мэр протянул руку в надежде, что ее кто–нибудь пожмет.
— Шоколадно, — ответил, потирая ладони, мужчина в капюшоне, — ну, давай, бородатый, — он ушел, проигнорировав протянутую ему руку.
Мэр, неловко опустив вытянутую конечность, вновь развернулся лицом к солнцу, но и теперь ему не удалось сполна насладиться светом: фиолетовый галстук нашел его и теперь собирался выяснить, не нужна ли его любимому градоначальнику помощь и хорошо ли он себя чувствует.
Мужчина снял капюшон только зайдя на территорию завода резиновых изделий, обнажив острые уши и блестящую, как опарафиненное яблоко, лысую голову.
— Ну, как там снаружи? — тут же пристал к нему какой–то юнец.
— Мармеладно, братишка, никого там ничего не колышет, можно не суетиться.
— Класс! А у нас оружие теперь есть! — не отставал мальчишка.
— Ого, — эльф слегка сменился в лице, — а жрать по–прежнему нечего, да?
— Нуу… — весь вид юного эльфа говорил, что дела с едой плохи.
— Ясненько. А времени сколько?
Мальчишка посмотрел на болтавшиеся на его запястье наручные часы с до безобразия облупленной кожаной пряжкой и треснутым стеклом.
— Почти три, — ответил он.
— Оп, мне пора, — мужчина резко сменил направление движения и устремившись к выходу с завода, — увидимся, братишка!
Этот эльф знал где и в какое время находиться не стоит.
Через несколько минут к заводу пришли Мятежники, каждый с ружьем наперевес, у каждого на рукаве багровая повязка, каждый пускает слюни в предвкушении маленького праздника пороха и свинца.
Карим вышел на балкон, чтобы начать переговоры:
— Доброго…
— Карим! Что за ерунда!? — перебил его переговорщик Мятежников (самый, стоит отметить, вежливый из имеющихся), — спустись и говори с нами на равных!
— Друзья, я, конечно, понимаю, что все мы эльфы, но, учитывая вашу репутацию, я просто не могу рисковать…
— Что, репутация плохая? Не нравится? И это говорит отшметок эльфийской расы, жалкий раб! Вы, вся ваша орава — просто позорище! Позорили нашу расу, будучи рабами, опозорите ещё раз, проиграв в своем маленьком игрушечном восстании! Ты понимаешь, что делаешь? Понимаешь, что твоих детей будут ущемлять куда сильнее, чем тебя? Чем больше барахтаешься, тем глубже тонешь, да ещё и остальных за собой тянешь! Ты окончательно погубишь и нас, и своих людей, мы потеряем последние права! Знай же, прямо сейчас мы спасаем весь наш род.
— Что? Постойте, у меня в голове не укладывается… Мы ведь можем объединиться и получить больше…
— Последнее слово, Карим, последнее слово.
Предводитель беглецов решил отложить последнее слово на потом, поэтому просто сорвался с места и покинул балкон. Глава мятежников громко протянул "Пли" и на завод обрушился град огненных коктейлей, а мятежники начали пробиваться внутрь, расчитывая на легкую заварушку, но встретили дула многочисленных стволов, а не щемящихся по углам беззащитных эльфят. Беглецы могли дать отпор благодаря Гарольдовому продовольствию. На заводе началась настоящая война, в пылу которой на стороне мятежников можно было разглядеть знакомую кожаную куртку с капюшоном, на рукаве которой теперь была багровая повязка.
— Кто!? — вопил эльф в окровавленном балахоне, придерживая простреленное плечо, — кто нас сдал!? Мы никому не раскрывали наше место!
— Где Карим!? — кричал другой, шаря глазами по сторонам, не забывая посмотреть также вверх и даже себе под ноги в приступе слепой надежды. Позади корчились раненные эльфы. Все они были в канализации.
Каждый что–то выкрикивал:
— Да ничего с Каримом не случится, нужно понять, кто стукач!
— И? Что мы с ним сделаем? Проучим? Зачем? Поздно!
— Тот, который оружие продавал! Человек! Наверняка он!
— И где его искать? Кто знает? Прикончите его! Принесите его блядскую голову!
07 — Милости прошу…
Неприветливая, некрасивая, неуютная и вообще непригодная для жизни тюремная камера располагала к отчаяному эскапизму, которому и был всецело отдан Слава, лежа на койке, жескости которой позавидовал бы даже самый высокопрочный чугун, и пространно рефлексируя. Даже шаркаюший металлический шум открывающейся решетки и гул трех входящих сокамерников не помешал его прогулке внутри себя.
— Оп! Свежая кровь! — вскрикнул первый сокамерник, увидев Славу.
— Новенькая, тугая задница… — прикусывая губу, сказал второй — эльф.
— Ещё одна болтливая пасть. — сказал третий — тоже эльф.
Первый сокамерник подошел к ничего не заметившему Славе и поставил ему щелбан, после чего тот пришел–таки в себя, скривив лицо такое, какое бывает тогда, когда видишь в окне своей квартиры чье–то любопытное лицо, при том, что живешь на десятом этаже.
Чтобы помочь Славе определиться с эмоциями, задира громко и страшно крикнул:
— Ха!
После чего новоприбывший испуганно вторил ему, присев на кровати.