— Не знаю… — Серафима несколько растерянно смотрела на все это чудо. — А ведь и правда.
— Ой, да брось. Мы с тобой оба знаем, что тут невозможно находиться или хранить что–либо, это просто какая–то инфернальная пещера ужаса, пригодная только для взращивания огромных, жутких, склизких, мерзких чудовищ с щупальцами, торчащими ото всюду. Да, здесь стоит добавить освещения, пробурить какую–нибудь вентиляцию, или просто повесить на потолок один из этих нелепых пропеллеров, но все же, Сима, ты просто чудо! Право, если бы не ты, я бы даже и такого помещения не нашел. Слушай, я бы даже тебя обнял, если бы не знал, как много значения ты придаешь таким жестам.
— Ну, спасибо, пожалуй? О, а тут бы гирлянды здорово смотрелись! До нового года еще далеко, но все же…
— Гениально, уютно и со вкусом. Я обязательно поручу своему бухгалтеру выделить часть бюджета на гирлянду. Кстати, как думаешь, кого мне назначить бухгалтером?
Только Гарольд задал вопрос, как дверь подвала распахнулась и вошел, потирая плечо, бывший Рыцарь Казана и Поварешки, хоть и лишившийся всех своих атрибутов, но все еще изумительно державший удар хоть топора, хоть пули.
— О, доброе утро, Кит? — спросил Гарольд.
— Бывало и добрее, но и… Злее тоже. Злее, кстати, было чаще, так что это утро из разряда удачных, хоть и не без…
— Я рад, что ты в порядке и, в общем–то, даже и не сомневался, что может быть иначе. И с ходу у меня к тебе два вопроса. Считай, что ответ на них — это твое первое задание нашего нового, во всех смыслах, рабочего дня. Как поживает Раф и хочешь ли ты стать нашим бухгалтером–финансистом?
— Раф жить будет… Если не умрет. А вот с математикой я дружил… Не дружил, в общем–то…
— Ну, ладно, на тебе и так много работы. Назначу Карасика — он у нас любитель рисовать каракули в рабочее время.
— Погодите, — Кита будто осенила гениальная мысль, — а если бы я согласился бухгалтером, меня бы освободили бы от остальной работы?
— Нет, конечно, дубина ты стоеросовая, ты бы у меня тут и таблицы составлял, и ящики таскал, и на дудке играл! Кстати о ящиках, убери куда–нибудь те, что у лестницы, а то наш первый посетитель из–за них выход найти не мог.
Кит, вздохнув, повесил пальто на крючок и принялся за работу. Серафима, задумавшись, гладила какое–то охотничь ружье. Гарольд пристально смотрел на нее, взглядом будто призывая обернуться, после чего подошел к ней со спины почти вплотную, но она и тогда не оборачивалась. Гарольд аккуратно поднес губы к ее уху и не своим голосом, по–змеиному прошептал:
— Убей их всех.
Сима вздрогнула, но, почувствовав своей спиной тело Гарольда, успокоилась.
— Гуся! — с наигранным гневом сказала она.
— Бог мой, как можно витать так высоко в облаках!? К мертвому манекену сложнее подобраться незамеченным, чем к тебе.
— Да ладно тебе, можно подумать на тебя не накатывает… Я просто еще никогда не видела оружие так близко. А шутки у тебя дурацкие.
Гарольд пожал плечами и серьезно ответил:
— Шутки шутками, а на оружие ты еще насмотришься. Причем не только в этом подвале. Грядет тяжелое время. Грядет тот самый, что начинается с большой буквы "П". Поэтому теперь нам всем нужно сплочиться и держаться вместе, потому что кроме нас… — Гарольд засмущался. — Ох, слишком пафосно, да?
— Все правда так плохо, как ты говоришь? Просто у меня нет времени следить за новостями, сам понимаешь.
— Да, все именно так. Говоря о новостях, я же еще не забрал утреннюю газету!
"Оружейный барон" рванулся к лестнице, которая вела к выходу из подвала, но только он занес ногу на ступень, дверь открылась и вошла секретарша, пребывающая не в лучшем настроении.
— Серафима Геннадьевна, вы что, простите, рехнулись!? — возгласила она с лестницы, всплескивая руками. — Что вы позволяете им делать с нашим магазином!? Тут же дети!
— Наконец! Сознательная личность! — сказал Гарольд. — Не хотите работать у меня бухгатершой–финансистом?
— Вы, как вас там, вообще помолчите, — гневно указывала пальцем секретарша на Гарольда, — запудрили Серфиме Геннадьевне мозги, и паразитируете! Вы ужасный человек!
— Как будто кто–то не знал, — пробубнил Гарольд.
Кит устроил себе перерыв и, опершись на ящики, наблюдал спектакль. Сима же не знала что ей ответить, и не потому что пыталась понять, стоит ли соврать, или все же сказать правду, а потому что не знала правды — она просто не видела причины, по которой позволила случиться всему этому. "Может, я и правда рехнулась?" — думала она.
— Это наш выход из кризиса, — выпалила Серафима, удивившись тому, как внезапно сорвалось с языка это оправдание, — пора признать, что сейчас на игрушках денег не сделать, и в ближайшее время не до игр будет даже детям, — она указала на ящики. — Это лучший бизнес–план, который мы сейчас можем реализовать, поэтому прошу не препятствовать нашему курсу, иначе хуже будет и нам, и вам, и нашим с вами потенциальным клиентам. Мне очень неприятно слышать, что вы сомневаетесь в моей благоразумности, и при этом выражаете это сомнение в такой грубой форме. Возвращайтесь к своей работе.