Воронье озеро

Надеюсь, мы с Бо служили ему утешением. И не сомневаюсь, было у него и другое утешение, пруды. Я уверена, его поддерживала мысль о непрерывности жизни. О том, что чья-то смерть не означает конец всему живому. О том, что смерть – тоже часть круговорота.

А Мэри… Теперь мне кажется, Мэтт находил утешение и в этих кратких беседах с нею.

10

Без рассказа о Паях тут не обойтись. Почти все из того, что мне о них известно, я узнала от старой мисс Вернон, когда помогала ей на каникулах полоть грядки. Возможно, память ее подводила, зато она всему свидетель, знала их семью с самого начала, от Джексона Пая, – словом, источник вполне надежный. Конечно, не об одних Паях шла речь, вся история Вороньего озера и его первопоселенцев разворачивалась передо мной на этих грядках с морковкой и фасолью. Я работала, а мисс Вернон рассказывала, и чем дальше продвигалась я вдоль рядов, тем громче ей приходилось орать, и наконец она не выдерживала: «Да передвинь же ты наконец стул, ради бога! Как мне до тебя докричаться?» И я спешила к ней, помогала встать и двигала стул вдоль дорожки между грядок, чтобы ей удобно было рассказывать.

Джексон Пай, по ее словам, отличался острым умом. Помню, как она спросила однажды, приглядывалась ли я к дому Паев. Сначала я не поняла, к чему она клонит, ведь дом Паев я видела миллион раз, но после нашего разговора специально пошла посмотреть на него повнимательней. Дом был большой, деревянный, в стороне от дороги. Спереди он выглядел, как выразилась мисс Вернон, «добротно» – большие подъемные окна справа и слева от входа, просторная красивая веранда, огибавшая дом с трех сторон. Рядом с домом Джексон посадил три березы, летом они давали тень, зимой защищали от ветра. Хорошо, наверное, сидеть здесь летним вечером, слушать, как шелестят на ветру березы, отдыхать от дневных забот. Как видно, для этого и задумал Джексон веранду, да только не верится, что он и вправду здесь сиживал. Да и вообще не припомню, чтобы кто-то хоть раз тут сидел. Отдых – это не по части Паев.

По справедливому замечанию мисс Вернон, дом был далеко не заурядный, тем более если учесть, что строил его полуграмотный фермер. Дома для Джени и Вернонов проектировал тоже он и постарался на славу.

– В голове он держал картину будущего дома, – рассказывала мисс Вернон. – И построить мог точь-в-точь как представлял. Ох и умный он был! И хозяин рачительный. Землю он выбрал подходящую. Знаешь ведь, ферма Паев здесь лучшая. Вода там нигде не застаивается, и почва хорошая для наших мест. Лучше, чем у нас. И чем у Джени. Он мог бы здесь развернуться, кабы не расплевался со всеми своими мальчишками. Фермер без сыновей как без рук, сама понимаешь. Девчонки – это совсем не то. От некоторых есть прок, но большинство просто-напросто не тянут. Фермерство – тяжелый труд. Где тебе знать! (И это после того, как я два часа махала тяпкой у нее в огороде под палящим июльским солнцем!)

– Сколько у него было детей? – спросила я. Не все ее рассказы о былых временах я слушала с интересом, детей волнует будущее, а не прошлое, но о Паях разговор особый. Всех интересуют катастрофы, а у меня к тому времени были еще и личные причины для любопытства.

– Семеро. А ты работай, не отвлекайся. Пусть каждый своим делом занимается, ты будешь полоть, а я – рассказывать. Так вот, детей было семеро – пять мальчиков и две девочки. Девочки были двойняшки, но обе умерли маленькими. От чего, не знаю, я и сама тогда маленькая была. Может, от скарлатины. Словом, обе умерли.

А мальчики… сейчас расскажу. Норман был старший. Старше меня намного. Он сбежал. Я же тебе рассказывала, да? Провалился однажды зимой на озере под лед, выбрался, а домой не пошел, боялся отца. Второй был Эдвард. Эдвард малость туго соображал. Миссис Пай его тяжело рожала – может быть, оттого он и родился отсталым, не знаю. Но грамоте он так и не научился, и отец прямо-таки бесился от его тупоумия. Орал на него благим матом, а Эдвард стоит как баран и не понимает за что.

Однажды он просто взял да и ушел, прямо посреди отцовской ругани. Развернулся и был таков, будто все эти годы голову ломал, что к чему, а тут раз, и понял: лучше уже не будет. И только его и видели.

Эдвард был второй. Третий был Пит, слыхала о нем? Питер Пай. Все его, ясное дело, дразнили Питером Пайпером – Питер Пайпер, парикмахер, покупал печеный перец[2], – доводили его, наверно, до белого каления. Но, сдается мне, были у него заботы и посерьезней. Еще бы.

Мисс Вернон клацнула зубами, сгорбилась на стуле, вглядываясь в прожитую жизнь. Я всегда дивилась, до чего длинное у нее прошлое, сколько она всего пережила.

– Хочешь лимонаду? – вдруг спросила она.

Я кивнула.

– Так сбегай принеси.

Когда я к ней приходила, то первым делом готовила литровый кувшин лимонада и ставила в пахучий старый холодильник. Как пройду несколько рядов – пора нести стаканы, а выпьем несколько стаканов – пора вести мисс Вернон в уборную, да поживей.